Лорд и леди Шервуда. Том 3

– Однажды он проезжал через Локсли и остановился на ночлег, – сказал Вилл. – Когда мы, мальчишки, узнали о приезде графа Хантингтона, нам всем захотелось посмотреть на него вблизи. Графа Альрика любили в селении, хотя он был очень редким гостем. Мы подобрались к господскому дому. Там были ратники графа. Я, сам не зная, зачем, – наверное, хотел похвастаться перед друзьями удалью, – вызвался добраться до самых дверей. Мне почти удалось достичь заветной цели, как вдруг один из ратников заметил меня и поймал за ухо. «Куда это ты собрался?» – спросил он, и я, пытаясь вырваться из его стальных пальцев, прошипел от боли: «К графу!» – «А он приглашал тебя?» – уже откровенно насмехался надо мной ратник. Я ему ответил, что это не его дело, и он так скрутил мне ухо, что слезы брызнули из глаз. Он собирался прогнать меня, как вдруг его остановил граф, который вышел на шум из дома. Он сделал знак ратнику, и тот перестал терзать мое многострадальное ухо. Граф поманил меня к себе, я подошел и не мог отвести от него восхищенных глаз, не веря, что стою в шаге от него.

Ему было тридцать лет – еще молод, но уже в самом расцвете сил. Он показался мне олицетворением эльфийского короля. Граф приветливо посмотрел на меня, улыбнулся, но вдруг его взгляд стал внимательнее. Он оглянулся на стоявшего за ним ратника и сказал: «Эдрик, смотри, как этот мальчуган удивительно похож на Робина!» Эдрик бросил в мою сторону пренебрежительный взгляд и холодно пожал плечами. Но граф уже не смотрел на него. «Как тебя зовут, малыш, и чей ты сын?» – ласково спросил он. Ох, это всегда было самым тяжелым испытанием для меня – отвечать на вопрос о моих родителях! Но деваться было некуда. Граф ждал ответа, а лгать ему я не мог. И я пролепетал: «Меня зовут Уильям, ваша светлость, а моя мать – Барбара Скарлет». Невыносимый стыд жег мне сердце, когда я умолчал об имени отца. Полагая, что граф и сам догадывается о причине моего смущения, я робко поднял на него глаза, и выражение его лица меня ошеломило.

Вилл провел задрожавшей рукой по глазам.

– Как мгновенно изменилось его лицо! – глухо сказал он из-под ладони. – Его глаза были полны волнения и не отрывались от меня. Я подумал, что чем-то разгневал его и попытался улыбнуться. Напрасно! Моя улыбка повергла его в еще большее смятение!

Марианна знала почему: когда Вилл улыбался обезоруживающей улыбкой, его сходство с Робином бросалось в глаза даже незнакомым людям.

– Граф вдруг подхватил меня на руки и сказал: «Покажи мне свой дом, Вилл. Я хочу поговорить с твоей матерью». Сидя у него на руках, я показывал дорогу, а сам с тайной гордостью взирал на друзей, которые прятались в кустах и провожали меня завистливыми взглядами.

Вилл глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.

– Помню, мать завидела нас еще издали. Она стояла в дверях, бессильно привалившись плечом к стене, и не сводила глаз с графа. Он подошел к ней и, не выпуская меня, с упреком спросил: «Почему ты ничего не сказала мне, Бэб? Ни когда уезжала из Веардруна, ни после?» – «Что бы это изменило, Альрик?» – с невыразимой печалью спросила в ответ мать, опуская глаза. Меня вдруг стало душить волнение. Они разговаривали так, словно давно знали друг друга. Он назвал мать ласковым именем, она его – просто по имени, не «милорд граф», не «ваша светлость»! Граф почувствовал, что меня знобит, и посмотрел мне в глаза. Не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но я прямо спросил его: «Милорд, вы – мой отец?»

Если бы ты знала, как мне было страшно, что он в ответ рассмеется надо мной и скажет: нет. Но он ласково улыбнулся, поцеловал меня в лоб и поставил на ноги. «Да, Вилл, ты мой сын. Я хочу поговорить с твоей матерью, а потом с тобой. Побудь здесь, я позову тебя». – «Только не говорите долго, – взмолился я, не в силах выпустить его руку, – ведь уже смеркается, и мама скоро отправит меня спать!» Мне казалось, что я умру, если расстанусь с ним даже на миг! Я столько раз видел его во сне, что сам теперь удивлялся, как я не понял раньше, что он мой отец. Он прочитал мои мысли как открытую книгу и потрепал по голове: «Спать я заберу тебя к себе. Мы обязательно поговорим с тобой, сын!»

Сын!.. Я вновь и вновь вспоминал это слово, сказанное им так привычно и ласково, словно он знал меня с рождения. Он ушел вместе с матерью в дом и пробыл там почти час, а я изнывал на пороге в нетерпении. Все вышло так неожиданно и чудесно: я оказался сыном самого графа Хантингтона! Друзья, которым я выпалил эту новость, обозвали меня лгуном. Джон – тот просто дал мне по уху. Я только собрался подраться с ним, как отец вышел из дома. Окинув нас взглядом, он мгновенно угадал, как развивались события. Рассмеявшись, он на глазах моих изумленных друзей подхватил меня одной рукой и понес к господскому дому. До сих пор помню лицо Джона! Он застыл как вкопанный, выпучив глаза, а я торжествующе показал ему язык.

Вилл расхохотался, и Марианна вслед за ним, представив выражение лица Джона, живо описанное Виллом, и самого Джона маленьким мальчиком.