– Нет! Ни ты ни я не знаем, как он поступит, если ты расскажешь ему! Судя по всему, в его душе только-только установился мир, и я не хочу нарушать его. А что будет с его невестой, если он решит отказаться от нее? Она любит его с детских лет. Наверняка он уже спит с ней. Разбитое сердце и бесчестье? Робин, я сделала свой выбор. Отнесись к нему с пониманием и не ставь перед выбором Вилла!
Она умоляюще посмотрела на него, и он усмехнулся:
– Хорошо, отнесусь к твоему выбору с пониманием, если объяснишь, почему ты сделала свой выбор так, а не иначе?
Внимательно посмотрев на него, Мартина усмехнулась в ответ:
– Раз уж зашел прямой разговор, то я скажу тебе. Мне стало не все равно, как он ко мне относится. Тиль, которая любит его, но ничего о нем не знает, сможет быть с ним счастлива. Он сумеет окружить ее иллюзией ответной любви. Со мной он даже не пытался бы навести такой морок: ведь я о нем знаю все. Знаю, почему он женится и почему ему, в сущности, безразлично, кого вести под венец.
Робин прекрасно понял, на что она намекает, и спокойно сказал:
– Нет, Марти. Это ты пребываешь в иллюзии относительно того, что все знаешь о моем брате. Поверь мне, ему далеко не все равно, кто станет его женой.
– Тогда тем более, – помолчав, ответила Мартина. – Если бы он хотел, чтобы его женой стала я, то хотя бы однажды приехал ко мне. Но его не было здесь ни разу с тех пор, как я вернулась из Шервуда домой.
– Вот и получается, что, рассказав Виллу о тебе, мы не поставим его ни перед каким выбором, – заметил он, и Мартина поняла, что попалась в ловушку собственных доводов, которые она же и приводила Робину.
Тогда она соскользнула со скамьи и встала перед Робином на колени, молча глядя на него изумрудными глазами, из которых безостановочно струились слезы. Робин нахмурился и сильным, но бережным движением поднял ее с колен.
– Пощади мою гордость! – прошептала Мартина, крепко сжав его руку. – Я прошу тебя!
Робин долго молчал, потом глубоко вздохнул и сказал:
– Хорошо. Я оставляю за тобой право решить, когда рассказать Виллу, что у него есть еще один ребенок.
– Ты даешь мне слово ни о чем не рассказывать ни ему, ни кому бы то ни было? – быстро спросила Мартина, зная, что словом она свяжет Робина надежнее всего.
– Да, – сказал он в ответ на ее требовательный взгляд, – но одну тебя в сложившейся ситуации я не брошу и сам позабочусь о тебе. Прячь пока живот, чтобы его не заметили и дело не дошло до церковного покаяния. И собирайся! Через три дня я вернусь и отвезу тебя и твоих девочек в Руффорд. Там ты будешь в безопасности.
– Руффорд до последнего человека предан Марианне, – возразила Мартина, – и если она узнает…
– То ничего не произойдет, – прервал ее Робин. – Марианна будет молчать так же, как я. Она любит Вилла и никогда не причинит ему вред.
– Тогда данное тобой слово на нее не распространяется, – грустно улыбнулась Мартина. – Я забыла, что ты – это она, а она – это ты. Почему ты решил взять на себя заботу обо мне?
– Потому что в твоем ребенке течет кровь Рочестеров – наша кровь. А я – глава нашего рода, если ты помнишь, – довольно жестко сказал он и, заметив в глазах Мартины печаль, понял, в чем ее причина. Он смягчился и с теплой улыбкой добавил: – И ради тебя самой, Марти. В память о нашей юности в Локсли.
Мартина взмахнула длинными ресницами:
– Неужели я так постарела, что ты заговорил о юности как о далеком прошлом?
Робин окинул ее взглядом и улыбнулся. Даже в простом платье, осунувшаяся и бледная, она все равно была красивой. А когда на лицо вернутся краски и стан снова будет тонким и гибким, она вновь станет неотразимо хороша. Робин помнил, как на нее оглядывались все мужчины – от подростков до стариков, провожая взглядами так, словно не верили, что есть такое чудо на свете. Яркая и чистая зелень глаз, нежная белизна кожи, глянцевая смоль волос и земляничная спелость губ! Стройное гибкое тело каждым своим изгибом призывало к объятиям. Он сам не миновал чар ее изумрудных глаз, которые могли сразить одним мимолетным взглядом из-под длинных черных ресниц. Ее красота давно перестала волновать его сердце, но глаза и разум отдавали ей должное до сих пор.
– Нет, – тихо сказал он и с внезапной лаской провел кончиками пальцев по ее лицу. – Ты все та же Мартина, первая красавица Локсли. Вспомни, скольких мужчин и парней ты свела с ума!
Мартина закрыла глаза и, слабо улыбнувшись, провела его ладонью по своей щеке.
– Кроме одного, Робин! Кроме тебя, – еле слышно прошептала она и поцеловала его ладонь. – С моей стороны глупо заводить разговор после того, что ты сегодня узнал обо мне. Но, может быть, сейчас, когда прошло столько лет, ты все-таки скажешь, почему уступил меня Мартину? Все в Локсли были уверены, что мы с тобой дали друг другу слово.