Они разговаривали о почти сказочных историях, ходивших о лорде Шервуда, и Робин рассказывал Марианне, как все происходило на самом деле. Истории в его изложении были такими занимательными и веселыми, как будто другой – опасной – стороны жизни в Шервуде не существовало вовсе.
– Хорошо быть свободным! – вдоволь насмеявшись над очередным рассказом, мечтательно вздохнула Марианна, в чьем воображении в самых ярких красках предстала жизнь, которую описал Робин.
– Хорошо, когда можешь позволить себе быть свободным, – неожиданно поправил ее Робин и внимательно посмотрел на Марианну. – Если свободолюбивый дух заперт в клетку, пусть даже роскошную и золотую, то он либо будет биться о прутья, пока не расшибется насмерть, либо сломается и потеряет себя.
Встретив вопросительный взгляд Марианны, Робин в подтверждение на миг сомкнул веки.
– Да, я сейчас имел в виду тебя. То представление о тебе, которое у меня сложилось, вызывает глубокое опасение за твое будущее. Ты пытаешься жить по собственным правилам, и пока еще общество, в котором ты живешь, снисходительно смотрит на твои поступки и считает их кто блажью богатой наследницы, кто опасной причудой. Но так не будет продолжаться вечно. Очень скоро от тебя потребуют подчинения тем правилам, по которым живут равные тебе по рождению, и вот тогда…
– Почему ты считаешь, что потребуют, и скоро? – быстро спросила Марианна.
– А ты всерьез думаешь, что твой муж придет в восторг от того, что его жена занимается врачеванием всех и каждого, кто обращается к ней за помощью? Или от твоих одиноких прогулок? От твоих знаний, любви к книгам? От того, что ты всегда будешь смотреть на мир не его глазами, а иметь на все собственное мнение?
– Но что если я не выйду замуж? – предположила Марианна.
– Тебе не позволят, – жестко ответил Робин, – но даже если представить невозможное, то в монастыре подчинения требуют строже, чем в миру. И очень бдительно следят за тем, что ты на самом деле таишь в душе. Это если ты питаешь иллюзии, что обойдешься внешней покорностью.
– А что надо сделать, чтобы обрести свободу? – спросила Марианна.
По ее напряженному взгляду Робин понял: Марианну интересует не общее рассуждение, а конкретные действия, и то, что он скажет, может подтолкнуть ее к каким-либо опасным для нее поступкам.
– У меня нет ответа на твой вопрос. Как правило, свобода дается тем, кто все потерял, но горечь утраты может оказаться так сильна, что обретенная взамен свобода покажется проклятьем.
У него был ответ на вопрос Марианны, но потому, что он не желал ей испить ту чашу, о которой сказал, и был уверен в том, что она станет сожалеть об утратах, решил воздержаться от откровенности. Его слова не устроили Марианну, но других она не услышала. Тогда она спросила:
– Почему тебя вообще волнует мое будущее?
– Потому что любоваться тобой – одна из самых больших радостей для меня, – просто ответил Робин. – Я имею в виду не твою наружность, хотя ты обворожительно красива. Но твоя красота так исключительна благодаря твоей светлой душе и независимому нраву. Если твой дух будет сломлен и ты станешь равнодушной, начнешь покорно следовать навязанной тебе воле, то и твоя красота угаснет.
Если бы Марианна услышала такое признание не от Робина, она сочла бы его объяснением в любовных чувствах. Но им это было сказано так, как с ней говорил, наверное, только ее духовник, и у Марианны мелькнула догадка.
– Скажи, это ведь ты говорил обо мне с отцом Туком? – спросила она, тщательно скрывая волнение.
Глаза Робина сердито потемнели.
– Не знал, что для отца Тука тайна исповеди не указ! – сказал он с едва сдерживаемым гневом, и Марианна поторопилась уверить его в невиновности священника.
– Он просто говорил мне почти такие же слова и обмолвился, что эти мысли принадлежат не ему, – и Марианна посмотрела на Робина с тайным ожиданием, что он расскажет ей все остальное, о чем поведал отцу Туку.
Но Робин не был расположен ни к откровенности, ни к продолжению разговора.
– Извини, я устал, – холодно сказал он, закрывая глаза. – Почитай мне что-нибудь перед сном.
Только на третий день пребывания Робина во Фледстане Марианна решилась спросить о том, что ее интересовало все месяцы со дня их первой встречи.
– Скажи, почему ты не забрал тогда Воина?
Его рука ощутимо вздрогнула под ее ладонью, пальцы медленно сжались в кулак, темные длинные ресницы взметнулись, и Марианну наотмашь ударила гневная синь его глаз.
– У кого же я должен был его забирать? – спросил он делано ласковым голосом, не сводя с нее ставших недобрыми глаз.
Марианна попыталась убрать руку, но Робин не позволил, перехватив ее запястье и крепко сжав. Не в силах выдержать его неотступный взгляд, она опустила глаза.
– Уверена, что ты недолго заблуждался относительно того, кто я на самом деле.
– Верно! – усмехнулся Робин. – Когда я описал тебя Клэр, она сказала, что и обликом, и повадками это могла быть только ты – благородная леди Марианна! Зачем ты обманула меня?