Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Когда умерла матушка, отец впал в такое отчаяние, что на несколько дней заперся в своих комнатах и потом еще долго не мог прийти в себя. Он очень любил ее. А я была еще мала, и мне было так одиноко от того, что ее больше нет, а отца… словно тоже нет. Именно Реджинальд был тогда все время рядом со мной. Следил, чтобы я была умыта, опрятно одета, накормлена. Он даже сам заплетал мне косы и убаюкивал меня по вечерам. А ему ведь вдобавок пришлось вместо отца заняться делами родовых владений! Я не хотела расставаться с ним ни на миг, цеплялась за него так, словно он был единственным, что оставалось в моей жизни родным. И когда отец смог справиться с горем и стать таким, каким мы его знали до смерти матушки, для меня все равно ничего не изменилось. Реджинальд оставался главным в моей жизни. Когда по воле отца меня отвезли в монастырь, настоятельнице пришлось через несколько дней послать за Реджинальдом. Я плакала не переставая, отказывалась от еды, не слушалась сестер. Он приехал, и меня охватило такое счастье, какого я никогда не испытывала! Я умоляла его забрать меня с собой, а он долго разговаривал со мной, объясняя, почему мне надо остаться в монастыре. Тогда я впервые и от него узнала о долге, который есть у каждого, и у меня тоже. Он был так убедителен, что я смогла подчиниться и отпустить его. И моя жизнь в обители стала делиться на периоды между встречами с ним, когда он приезжал навестить меня. Я гордилась тем, что его так отличает король! А мне надо было сокрушаться о королевской милости к Реджинальду!..

– Нет, Мэри, – Робин взял руку Марианны в свои ладони, теплом которых передал ей свое сочувствие. – Мужчиной надо гордиться – отец ли он, брат или муж. Плакать о нем можно только украдкой, так, чтобы он не видел твоих слез.

– Так он и не видит их сейчас! – сквозь слезы рассмеялась Марианна и с грустью посмотрела на Робина. – Вы с ним чем-то схожи. Если бы вы с Реджинальдом узнали друг друга, то, наверное, стали бы друзьями.

Ничего не сказав в ответ, Робин улыбнулся и поцеловал ее руку.

Он действительно напоминал Марианне брата. Не внешностью – в этом они были схожи лишь статью воинов, привычных к ратному труду, а твердостью собственных принципов и неуклонному следованию им. Еще их роднило ее собственное ощущение полной защищенности, которое она всегда чувствовала в обществе брата, а теперь вновь возродившееся от присутствия рядом с ней Робина. Ни с кем больше, даже с отцом, она не была так спокойна, словно от нее могли отвести любую опасность. Но существовало и какое-то отличие, хотя бы в том, что Реджинальд был приближен к королю, а Робин объявлен вне закона, но при этом, как ей казалось, вовсе не был удручен своим положением. И Марианна попыталась выяснить, так ли это на самом деле.

– Скажи, ты действительно доволен своей жизнью – вне закона, в лесу, во главе вольных стрелков? Или ты просто смирился?

Выслушав ее, Робин усмехнулся.

– Если бы я смирился, то никогда не оказался бы вне закона и не подчинил бы себе Шервуд. Я давно был бы попросту мертв. Обстоятельства моей жизни складывались далеко не всегда в мою пользу, но свою жизнь все равно определял именно я, и сам решал, что мне делать, а что нет. Жизнь в Шервуде вполне отвечает моей сути.

– Чем же? Ведь она опасна и вряд ли легка!

– Иной раз даже чересчур опасна, – согласился Робин. – Но поэтому те, кто оказался в Шервуде, начинают особенно ценить то, что предлагает жизнь. На первое место выходят не богатство или знатное происхождение, а ум, отвага, твердость духа. Совсем иначе относишься к другу, когда бьешься рядом с ним спиной к спине или плечом к плечу, зная, что он, рискуя собой, прикроет тебя. Но то же самое и ты сделаешь для него. Не думаю, что те, чья дружба проверена лишь беседами и застольями, окажутся такими же преданными друзьями, если жизнь начнет испытывать их опасностью и смертью так же часто, как нас. Если девушка скажет вольному стрелку о любви, значит, ее любовь – самый бесценный дар, о котором только может мечтать мужчина. В ее любви нет корысти или тщеславия, но в ней сполна и душевного жара, и самоотверженности.

– Но за эти блага ты можешь расплатиться жизнью! – воскликнула Марианна.

Ее глубоко взволновали его слова, особенно те, которыми он говорил о любви. Она даже почувствовала укол ревности при мысли, что Робин рассказывал не абстрактно, а имел в виду какую-то определенную девушку, которая признавалась ему в любви.

– Всегда приходится чем-то расплачиваться, и чем дороже благо, тем выше цена, – пожал плечами Робин. – Но мы в Шервуде умеем постоять за себя, так что эту плату наши враги получат нескоро.

Теперь отличие между братом и Робином для Марианны немного прояснилось. Реджинальд следовал правилам, Робин сам устанавливал правила для себя и, подумалось Марианне, обладал такой волей, что мог заставить считаться с этими правилами тех, кто отвергал их. Она поняла, что именно это качество Робина вызывало ненависть Гая, который был вынужден терпеть существование вольного Шервуда, не будучи в силах взять верх.