Ломаный сентаво. Аргентинец

Его крик утонул в грохоте пушки, однако Рикен уже и сам заметил мчавшийся вдогонку сторожевик. Вайс ещё ликующе вздымал к небу пилотку, радуясь удачному попаданию снаряда в рубку судна, взрывом скрывшим её в белом дыму, когда сторожевик вдруг озарился яркими вспышками. Стреляло всё. Тяжёлые зенитные «Эрликоны», каждый ощетинившийся четырьмя стволами, пулемёты калибром поменьше, размещённые вдоль бортов на треногах, пушки за квадратными бронеплитами, и даже те из экипажа, кто был свободен, целились из автоматов и карабинов. Через мгновение на лодку обрушился шквал металла. Вода вокруг закипела, лодка задрожала, от носа до кормы покрываясь красными сполохами. Звон, грохот, огонь и дым — всё в одно мгновение смешалось во вращающемся урагане. Вайс крикнул наводчику, который разворачивал пушку по горизонту, вращать ствол вправо, но тот вдруг неожиданно исчез. О том, что ещё мгновение назад он находился на своём месте, напоминало лишь кровавое пятно на сиденьи. Затем над головой вспыхнуло второе солнце, и Вайса обдало волной нестерпимого жара. Медленно, словно в рапидной съёмке, Вайс сполз по станине орудия, распластавшись на чудом сохранившейся палубе. На мгновение он оглох, ослеп и превратился в бревно. Вокруг всё кипело, бурлило, взлетало ввысь фонтаном осколков, частями разорванных тел, но это его не касалось. Он парил над адом высоко и недостижимо. И вдруг, возвращая в преисподнюю, перед ним возник Тапперт. Олаф вращался волчком, с широко раскрытым ртом и глазами безумного человека. Кажется, он что-то кричал. Вайс смотрел на него как через толстое стекло, не слыша и не понимая. Затем звуки неожиданно ворвались в его голову оглушительным рёвом.

— Где, где, где, где…?!

Тапперт лез ему в лицо, тараща глаза, и Вайс вдруг понял, что именно так выглядят глаза сумасшедшего.

— Богиня, богиня, моя богиня!

На секунду в глазах Тапперта блеснул разум, и он зарыдал:

— Сигард, я её потерял! Перстень, перстень, помоги найти перстень!

Секунда пролетела быстро, и лицо Тапперта вновь исказила гримаса безумия. Вайс взглянул туда, где у Олафа должен был быть перстень с так им любимой богиней Эринией. Перстня не было, как не было и руки. Из предплечья свисали обрывки сухожилий, кровавой плоти и осколки кости. Ещё через секунду изо рта Тапперта повалила кровавая пена, он, наконец, замолчал и, перекатившись боком, проскользнул под леерным тросом. Оставив вдоль борта кровавый след, Тапперт исчез под водой, словно на ноге у него висела гиря — бесшумно и стремительно. Удивительно, но Вайс всё ещё был жив. Контуженная голова гудела, волосы обгорели, но у него не оказалось ни одной царапины. Пули и осколки облетали его стороной. Он поднялся и, переступая через растерзанные тела, направился к рубке, инстинктивно понимая, что только там спасение — внутри! Так было всегда: при первой опасности — ныряй в лодку! Не задумываясь, ноги всегда сами несут под защиту её стальных стен. Непослушными пальцами он взобрался по трапу на мостик, стащил с люка мешавшие тела штурмана и боцмана, затем полез в рубку. Руки машинально закрыли и завинтили крышку. Спускаться по трапу было тяжело. Лодка ещё по инерции двигалась, но уже с сильным креном. Вайс срывался с трапа, затем в полной темноте нащупывал ступени и полз дальше, в центральный пост. Здесь горел единственный плафон тусклым кровавым светом. В полумраке угадывались валявшиеся в углах тела, с лицами, похожими на оплывшие огарки свечей. Под штурманским столом корчился ещё кто-то живой, пытаясь принять позу эмбриона. Вайс нагнулся и перевернул ближайшее тело. Кок Мартин хрипел загнанной лошадью, сжимая в руках два дыхательных аппарата.

— Дай.

Вайс выдернул оба аппарата, а кок будто только того и ждал. Он мгновенно затих, словно из него выпустили воздух. И лишь сейчас Вайс обратил внимание на наступившую тишину. А вместе с тишиной начали возвращаться чувства. В носу и горле запершило от поднимающегося клубами хлора из залитых водой аккумуляторных батарей. Вода была повсюду. Она медленно прибывала из щелей тёмной массой, неторопливо пожирающей ноги. Постепенно приходя в себя, Вайс протёр рукавом стеклянные кругляшки приборов. Глубиномер показывал двадцать метров. Лодка лежала на дне. Затем Вайс заметил, что в сумраке центрального поста живой он не один. Уловив за спиной движение, он обернулся.

— Довоевались?

Бауэр стоял, облокотившись на цилиндр трюмной помпы. Поигрывая «Вальтером», он протянул руку к дыхательным аппаратам.

— Дай их мне.

— Нет, — отступил на шаг Вайс.

— Хочешь выжить? Не в этот раз. Ты разве не слышал, что всегда выживает тот, у кого в руке пистолет? Ну же!

Оберлейтенант требовательно потряс ладонью.

— Ты всегда был упрямой вонючей свиньёй, как, впрочем, и все остальные. Дай их мне.

Вайс скосил взгляд на люк в корму. Он был открыт, и если попытаться совершить удачный бросок, то можно и успеть.

— Даже не мечтай, — легко разгадал его намерение Бауэр. — Положи аппараты на стол, иначе я могу их повредить.

Но Вайс продолжал прижимать ребризеры к груди, словно закрываясь щитом.

— Как знаешь.