Ломаный сентаво. Аргентинец

Отмахнувшись от помощи, Бауэр неуклюже полез по трапу в рубку. Примостившись боком на крохотном, похожем на велосипедное сиденьи, он припал к командирскому перископу.

— Дайте пеленг.

— Смотри справа на двадцать, — подсказал Хартманн.

Штурман вертелся внизу, обхватив навигационный перископ и сдвинув фуражку на затылок, нервно покусывал губы:

— Там он где-то. Некуда ему деваться. Другого пути нет.

И вдруг все в центральном посту услыхали, как над головами в рубке дрогнул голос Бауэра.

— Это он?

Из-за скалы, прижимаясь к острову, показался белый нос судна с обвисшим зелёным бразильским флагом на короткой мачте. Две трубы извергали в небо дым ровными чёрными столбами. Разглядев добычу на палубе, между дымными столбами кружили чайки. Корабль медленно шёл вдоль берега, опасаясь напороться на мель, и вдруг Бауэр увидел, как с мостика судна хорошо различимый силуэт в белой безрукавке выстрелил вверх ярко вспыхнувшей ракетой.

— А то как же, — отозвался с центрального поста Хартманн. — Салютуют гарнизону. Выглядит мило. Бауэр, не молчи! Что забивать в торпеду?

Первый помощник нагнулся к люку:

— Скорость угря тридцать, скорость цели семь.

— Не много? — засомневался штурман.

Бауэр пропустил его замечание мимо ушей.

— Гироскопический угол десять. Курс справа налево двести сорок. Пеленг восемнадцать.

— Целься в машинное отделение.

— Глубина хода торпеды пять.

— Подойдёт, — на этот раз согласился Хартманн. — Нам не надо его топить, только остановить. Пуск?

— Пуск.

В полной тишине, скорее не ушами, а ногами, все услышали, как вздрогнул нос лодки, освобождаясь от торпеды. В то же мгновение, не отрывая лицо от тубуса, Хартманн запустил секундомер.

— Эй! — вдруг выкрикнул он.

На спокойной тёмной воде белый след торпеды был виден, как меловая линия на школьной доске, прочерченная школьником по линейке. Только вот школьник оказался не очень аккуратен. Вместо того, чтобы разделить доску, как требовалось, пополам, линия полезла в угол. Хартманн неожиданно понял, что таким ходом торпеда проскочит перед судном далеко впереди по его курсу.

— Ты что наделал! — штурман удивлённо отпустил перископ и поднял взгляд на люк. — Вернер, эта свинья просто взяла и выбросила нашу единственную торпеду!

— Я не виноват! — выкрикнул сверху Бауэр. — У неё явно дефект гироскопа!

— Явно?! Дефект? Убью! — Хартманн запрыгнул на трап и, заглянув в рубку, схватил Бауэра за ботинок. — Сволочь! Дай мне достать до твоей глотки!

Бауэр взбрыкнул ногой, но ранение тут же дало о себе знать, и он взвыл от боли. Схватившись за переплетавшие стенку рубки трубы, он даже сумел провисеть пару секунд, затем его пальцы разжались, и первый помощник свалился в центральный пост безвольным тюком. На него тут же налетел шквал ударов. Боцман по привычке хотел приложиться кулаком, однако, увидев, как Хартманн безжалостно и расчётливо вгоняет носок ботинка Бауэру в бок, не отказал и себе в удовольствии пнуть его, целясь в спину. И вдруг грянул выстрел. Пуля выбила искры из стальной переборки и, чудом никого не зацепив, взвизгнув парой рикошетов, ушла в потолок. Эффект оказался впечатляющим. Все, кто находился в центральном посту, вповалку распластались на полу. Единственный кто продолжал стоять, — боцман Вернер Рикен. Скорее по причине природной заторможенности, чем бесшабашной храбрости, он глядел на дымящийся ствол «Вальтера» в руках Бауэра и в полной растерянности моргал глазами. И не оттого, что прогремел выстрел, а потому, что боцман не понимал — как он вообще мог произойти? Разыскав первого помощника между труб торпедных аппаратов, первым делом он отобрал у него пистолет. Однако Бауэр не был бы Бауэром, если бы после того, что с ним случилось, не прятал под курткой не один, а два компактных офицерских «Вальтера».

— Все назад! — он отступил к переборке носового отсека. — Кто сунется — пристрелю!

Приволакивая ногу, Бауэр, пятясь, нырнул в люк, и оттуда донеслось, как он заревел на акустика:

— Прочь с пути, ублюдок!

— Дайте мне его пристрелить, — хрипло произнёс, поднимаясь, Хартманн. — Это конец.

Он взглянул на ехидно ухмыляющегося Адэхи и мрачно добавил:

— На эту торпеду была вся надежда, и я уже видел себя на вилле под Рио-де-Жанейро.

— Вы живёте лишь для того, чтобы обслуживать собственное тело, — не упустил возможность изречь очередную мудрость Адэхи. — Мне вас жаль.

— Вождь…

Хартманн хотел что-то ответить, но что именно, для всех осталось загадкой, потому что его внезапно перебил боцман.

— Чёрта с два! — заревел Рикен. — Ничего не потеряно! Вождь, полный ход, немедленно всплываем, все к орудию! Клянусь, я буду до конца жизни сосать молоко козла, если мы его не остановим!

Лодка напряглась, словно догадываясь, что в её беспокойной жизни наступает последняя атака. Захрипев освобождаемыми балластными цистернами, она рванула к поверхности, набирая скорость. По полу покатилась посуда Мартина, слетел висевший перед дверью огнетушитель, хлопнула стальная дверь.

— Быстрее, быстрее! — торопил боцман.

Дверь в корму теперь громыхнула в обратную сторону, и оттуда выглянули Вайс и Тапперт.

— Началось? — спросил Тапперт.