Локи Выдумавший обман

— Сделай это, — подталкиваю ее решимость, накручивая на кулак темную гриву и недвусмысленно двигаю бедрами навстречу распахнутому влажному рту.

Глава тридцать четвертая: Локи

Она словно только того и ждет: шире разводит колени, практически усаживаясь на задницу, одной рукой цепляется в мое бедро, подтягивая ближе к своему рту.

Неведомая сила заставляет меня все-таки закрыть глаза и запрокинуть голову. Иначе просто сдурею и кончу от одной мысли об этих невинных губах.

Ее вторая рука у меня на животе, ногти жестко скребут часто сокращающиеся под кожей мышцы пресса. В мою голову стреляет поток ее слишком очевидной потребности попробовать меня языком, погладить каждую выступающую часть, насладиться тем, каким твердым я буду в ее ладонях.

— Овечка, ты слишком много думаешь, — бормочу я, хоть вряд ли мое негодование что-то изменит. — Хочешь что-то попробовать — пробуй.

Я знаю, чего она хочет. Помогите мне все демоны и дьяволы, но если она прямо сейчас не возьмет меня в рот, я сойду с ума. Воздержание и этот сладкий запах не оставили ничего от моего скудного терпения, и теперь я должен взять из невинного тела моей Овечки даже больше, чем она готова дать.

— Я не знаю… как…

Да ну блядь!

Хорошо, что ее волосы у меня в кулаке, и я могу подтянуть ее к самому лицу.

— Мой язык, Александра, — размыкаю пальцами искусанные от волнения губы. — Попробуй.

Она даже не успевает вздохнуть, потому что я накрываю ее губы и выманиваю ее в поцелуй. Она пытается дышать носом, срывается, но я держу крепко, дразню ее кончиком языка, поглаживая ее губы изнутри и смело очерчивая край острых зубов. Несколько движений внутрь ее рта — и она сама обхватывает губами мой язык. Смыкается на нем плотным кольцом. Всасывая с такой жадностью, что в рту появляется металлический вкус крови. Если она сделает то же самое с моим членом, я не выдержу и тридцати секунд приличия.

Она так входит во вкус, что приходится с силой отрывать ее от себя. Александра громко глотает воздух, словно вынырнула в шаге от утопления.

— Теперь знаешь как? — спрашиваю, кажется, слишком хрипло.

Вместо ответа она опускает голову ниже, дрожащими пальцами обхватывает меня у основания. Прикусывает губу. Снова. Блядь, прикусывает свою чертову губу, и я все-таки подталкиваю ее голову вниз. Немного отклоняюсь назад, чтобы видеть, как она прижимается губами к уздечке.

В ушах громко звенит, кровь распирает вены.

Ее губы широко распахнуты для меня.

Еще немного.

Несмелое движение ладонью вверх и вниз.

Я уже практически разучился думать, и мое тело живет лишь на чистых инстинктах.

Под таким углом очень хорошо вижу, как она облизывает меня сверху, как острый язык смахивает пару капель влаги, как будто я долбаная конфета с густой начинкой.

В груди все горит, и я только через секунду понимаю, что просто, мать его, не дышу! Что моему сердцу не хватает глотка воздуха, чтобы продолжать биться дальше.

— Хочу кончить тебе в горло.

Александра выгибает спину от моей грубой откровенности.

Опускает голову, вбирая меня так глубоко, как только может.

Полные губы обхватывают меня, рвут потребность растянуть удовольствие. Не хочу тянуть, хочу глубже в этот невинный рот. Что-то совершенно тупое и первобытное долбит в затылок: «Она твоя, демон! Никто не трахал этот оухенный рот! И никто не трахнет!»

Чувствую, как упираюсь в ее скользкое нёбо. Увожу бедра, чтобы Александра смогла выдохнуть — и вхожу снова. Быстрее и резче, глубже. Она сглатывает, но берет все, только до адской боли вонзает ногти мне в бедро.

Мой Бермудский треугольник пошло думает о том, что хочет отдать мне ведущую роль.

Я все-таки благословлен, хоть и не знаю, за что.

Приходится опереться на вторую руку, чтобы не упасть, когда начинаю двигать бедрами ей навстречу.

Я матерюсь, как сапожник, ускоряя собственные толчки.

Она не сразу, но ловит ритм, прячет зубы за губами и громко дышит носом. Но в ее маленькой груди урчит похоть, разбуженная ощущением власти надо мной.

Опустить взгляд на нее — плохая идея. Потому что от одного вида скользящего между ее губами на хрен почти лопающегося стояка я окончательно «еду».

Покорная. Послушная. И все же — главная сейчас.

Если откажется продолжить — я буду валяться у нее в ногах, как щенок, и выпрашивать еще порцию в обмен на все звезды того и этого мира.

У меня зудит между позвонками, потому что я все-таки слишком сильно выгибаюсь назад, проталкивая член в ее горло так глубоко, как только возможно. И снова не способен дышать, потому что тяжело кончаю ей в рот. Раз и еще раз, и еще. Как будто делаю это впервые в жизни. А когда она глотает, я понимаю — ни хрена мне не легче, мне еще хуже, чем было.

Мне мало.

Мне теперь всегда будет мало моего Бермудского треугольника.