Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Поглощенный электронно-вычислительной машиной Раиду снаряжал армию и продумывал стратегию боя, как вдруг в дверь постучали. Хозяина не было дома, поэтому естественнику пришлось оторваться от своего занятия и открывать самому. Он был уверен, что это Фену. Логист умаялся вчера перевозить в Асгард многочисленные покупки и обещал зайти на днях, что-то обсудить, но что именно, Раиду уже и не помнил. Он с силой потянул дверь на себя, чуть не выломав замок: на пороге стояли брат и поганый избранник бога. Подавив желание закрыть дверь прямо перед носом незваных гостей, ученый молча впустил их в квартиру, даже не осведомившись о цели визита. Он указал на кухню и вернулся к экрану, на котором разворачивалась красочная битва. Даже Умвельт не мог сравниться с ней. Однако погрузиться в атмосферу сражения не удалось: Ивары, вместо того, чтобы сидеть на кухне и ждать Алгира, явились к нему и стали что-то втолковывать насчет смертельной опасности. Раиду и сам видел, что его войска уступают по силе противнику, поэтому настырные советчики его раздражали. И лишь когда он с диким трудом и неимоверным количеством проклятий победил, то понял, наконец, что брат говорит о какой-то совершенно реальной опасности, нависшей над поселением. И она была как-то связана с царевичем — с этого и нужно было начинать! Раиду дернулся, оторвавшись от финальной заставки, и попытался вникнуть в сбивчивый рассказ брата и прихлебателя Локи. И чем больше он слушал, тем больше холодели его руки. Увлекшись возможностью познать науки Мидгарда, ученые совершенно не подумали о том, как на решение тинга расщепить артефакт отреагирует его хозяин. По словам Иваров, Локи грозился всех повесить, если кристалл не сольют воедино. У Раиду пересохло во рту — он знал, что соединить две части Тессеракта обратно невозможно. И, судя по обеспокоенным лицам, никто из фелага не смог в достойных выражениях преподнести важность их тайной работы с артефактом. Конечно, Раиду очень хорошо представлял, что говорил Хагалар на обвинения царевича и какую ярость эти насмешливые слова могли вызвать. Смерть от рук самого бога была бы достойной даже на виселице, но только не сейчас! Как может он умереть в тот день, когда наконец-то узнал, как именно модернизировать Асгард, в тот день, когда понял, как сделать Локи хозяином нового, лучшего мира!

Ивары настаивали, чтобы он поговорил с царевичем и вымолил пощаду. Раиду не имел ни малейшего представления, что и как говорить богу, только желание показать, что все и в самом деле было не напрасно, что осторожность была обязательным условием, что теперь, с осколком Тессеракта, они получат новый мир, что вот-вот Локи сможет взять в руки то, о чем мечтал — портативный рентген. Никто лучше него, того, кто успел полностью прочувствовать всю прелесть изобретений Мидгарда, не сможет объясниться с богом.

Последовать за ним, как и предполагал Локи, никто не посмел. Он почти бегом преодолел расстояние, отделяющее лабораториум от жилища, и, наконец-то, оказался в тепле. Стихия разгулялась не на шутку, будто вторила ярости царевича: все небо затянули плотные тучи и из них сыпался мелкий, колючий снег, подхватываемый сильными порывами ветра, сбивающего с ног. Со злостью бросив сумку с подарками на кровать, Локи начал избавляться от теплых вещей, сваливая их на скамью. Злость все еще клокотала в груди: пламя Муспельхельма, сколько еще учиненных надсмотрщиками непотребств он упустил! Его слепота достойна только праведного гнева Всеотца!

Раздевшись, он лег на шкуры и уставился в серый потолок, вслушиваясь в вой ветра за стенами. Будь его воля, он бы немедленно вернулся в Гладсхейм и больше никогда не приблизился бы к поселению, однако отец четко сказал, чтобы в ближайшее время он дома не показывался. Но донесение… наверняка на него этот приказ не распространялся… Или распространялся? Локи должен проявить себя, как подобает воспитаннику творца миров, он должен сам разобраться с этой проблемой, пока безмерная глупость отверженных не привела к трагическим последствиям. До сегодняшнего дня он не представлял, насколько вероломны окружающие его липовые соратники, которые на деле оказались не более, чем лживыми трусами. Осознание этого было неприятным — за время совместной работы он успел свыкнуться с обществом большинства членов фелага. И сейчас только его милость и благодушное расположение спасали их от жестокой расправы, которой они, без сомнения, заслуживали. Но если маги не смогут восстановить то, что сами разрушили, ничто не сможет их защитить от гнева богов!

Поглощенный своими мыслями и измученный столь долгим и насыщенным днем, младший царевич провалился в беспокойный сон.