Локи все-таки будет судить асгардский суд?

— Поверь мне, сын Одина! Я изучал науку Земли, логисты скоро поставят оборудование, мы получим все! — с жаром продолжал убеждать естественник. Его щеки окрашивал лихорадочный румянец, а глаза полнились фанатичным блеском — ученые, что бы они ни вытворяли, впечатляли царевича своей преданностью идеям. И эта тяга к неизведанным знаниям была заразна. Пробыв в мире людей намного больше, чем этот ученый, Локи ни разу не задумывался над возможной пользой инструментов смертных, которые сумели в считанные недели заставить Тессеракт выполнять то, что им было нужно. Сейчас, когда надо было вернуть на место зарвавшихся ученых, разрушивших артефакт вместо того, чтобы изучить его, идея с мидгардской техникой казалась стоящей. Естественник, видимо, нашел в них что-то полезное, раз с таким жаром спорит.

— Я дам вам время, — наконец, произнес царевич и, не справившись с любопытством, продолжил:

— А ты завтра расскажешь мне о преобразованиях в Асгарде.

— Ваше высочество! — Раиду склонился в глубоком поклоне, и Локи не смог скрыть покровительственной улыбки, наблюдая восторг, вызванный его благосклонностью. — Ты получишь великий Асгард!

— Не я, — Локи мечтательно вздохнул. — Мой отец!

Он уже предвкушал разговор с Одином, когда легким движением фокусника сможет предъявить ему новый мир, который поселенцы создадут под его четким руководством во славу истинного бога.

Фригг закончила расчесывать и очищать от жира шерсть и только собралась приступить к прядению, как ее затворничество грубо нарушили.

— Ты вернулся раньше срока, — заметила она, проводя рукой по драгоценным камням, украшавшим прядильный станок.

Супруг лично явился в Фенсалир, а не послал кого-то из слуг за ней — это так на него не похоже… Он был мрачен и чем-то обеспокоен. Сидевший на плече Хугин не двигался, всем своим видом выражая скорбь. Недавний подарок Фрейи — белая кошечка с рыжим пятном у основания хвоста, наперсница царицы — прошипела что-то грубое и удалилась восвояси: она недолюбливала воронов, которых нельзя было поймать на ужин.

— Я убил его снова, — медленно произнес Всеотец, подходя к окну, которое выходило на юго-запад. — Он пал к моим ногам.

— Теперь все будет по-другому? — спросила Фригг так тихо, будто кто-то мог их подслушать. Она протянула руку, разгоняя облака, нависшие над столицей: там, вдалеке, на юго-западе кипела жизнь, бурлили опасные жидкости, проводились опыты, которые могли закончиться взрывом или смертью.

— Ты должен вернуть его домой, — царица положила ладони на плечи супругу.

— Нет. Он сам придет.

Фригг подавила усталый вздох: Один еще упрямее, чем Тор и Локи вместе взятые. Если она сама не заберет сына из мира отверженных, то может никогда его не увидеть! Ей ли, как матери, не знать, что рожденного заново надо вести и направлять на каждом шаге, иначе любое самое прочное начинание может ни к чему хорошему не привести. О, как же ей хотелось возразить мужу, призвать к благоразумию, заставить немедленно поехать в поселение, но вместо этого она лишь спросила:

— Как ты убил его?..

— Он сам показал мне брешь в своей защите. Эгоистичные амбиции, тщеславие, жестокость… Я выкую ему новое сердце.

— И будешь гордиться им.

Один поднял руку и, не глядя, провел ладонью по нежной, несмотря на возраст, коже Фригг. Сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз стояли столь близко друг к другу? Не как царь и царица, а как муж и жена… Короткий день еще и не думал подходить к концу: солнце сияло с небосвода, освещая заснеженный золотой чертог. Фенсалир располагался достаточно высоко, так что город был как на ладони. Сказочный для любого, кто видел его впервые, слишком помпезный для тех, кто жил в нем несколько тысячелетий. Зелень и чистая вода источников в летнюю половину года делали его похожим на сотню маленьких островков, соединенных мостиками, а зимой снег и лед окутывали землю белым покрывалом, превращая в бескрайнюю равнину.

Фригг не знала, сколько времени они так стояли с Одином — не двигаясь, почти не дыша. Было в этом что-то ностальгически прекрасное: когда-то она также стояла рядом с отцом. Он очень любил смотреть на столицу с высоты, но за неимением башни предпочитал подниматься на какую-нибудь гору. Совсем юная Фригг сопровождала его и любовалась утренним Асгардом с высоты птичьего полета. Она часто рассказывала сыновьям о детских впечатлениях: о походах в горы, об охоте с соколами на морских птиц. Локи слушал, затаив дыхание, Тор узнавал подробности, страстно желая покорить не только те вершины, на которых бывала мать, но и забраться гораздо выше и обязательно зимой. Каким же он был тогда глупым! И, кажется, он совершенно не изменился, только вершины стали другими…

В коридоре послышались тяжелые мужские шаги. Фригг и Один недовольно переглянулись: у них не было сомнений, кто направлялся в покои царицы, но это было так странно: Тор, в отличие от Локи, не любил Фенсалир и старался не переступать порога женского чертога.