Локи все-таки будет судить асгардский суд?

День перевалил за вторую половину. Переполненные улицы ломились от покупателей, продавцов и самого разнообразного, порой живого и говорящего, товара. Где-то вдалеке высился волшебный лес Бари. Лавировать в толпе стало невозможно, пришлось плыть по течению и ждать возможности свернуть на тихую грязную улочку. Толпа, однако же, не собиралась рассасываться и выбросила богов прямиком к лавке, от которой раньше Локи нельзя было оторвать никакими силам. Брактеаты. Золотые, серебряные и даже бронзовые пластины изображали все, что только можно было пожелать. Один взял в руку пластинку со своим портретом. Много столетий назад он привез сыну этот медальон в подарок. Как же искренне он радовался, как благодарил за столь чудный экземпляр для своей маленькой коллекции. Когда же пришло время сложить вещи в могилу, Один своими руками отобрал лучшие из брактеатов и расположил их в том месте, где должна была лежать голова покойного.

— Какие купишь в этот раз? — спросил царь, положив свой медальон на место.

— Никакие, — буркнул Локи, старательно не глядя на украшения.

— Почему? — искренне удивился Один. — Твоя коллекция…

— Ты закопал мою коллекцию, — голос сына был сух как никогда.

— Как закопал, так и откопаю. — Локи вздрогнул, услышав подобное святотатство: к собственной могиле он относился столь трепетно, будто и в самом деле восстал из мертвых. — Или возмещу закопанное. Ты помнишь, что на них было изображено?

— Не стоит, — процедил Локи сквозь зубы, поспешно отходя от прилавка и вливаясь в толпу.

— Почему? — Один чуть повысил голос, прекрасно зная, что сын ответит. Не посмеет не ответить. Царевич остановился, но красиво обернуться у него, конечно же, не получилось: людской поток понес его дальше с такой силой, что он споткнулся и чуть не упал. Один схватил его за руку и дернул к себе. Они отошли к домику, прислонились к теплому бревну — здесь можно переждать давку. От вопросительного взгляда сыну некуда было деваться, и он тихо произнес:

— Коллекция копий будет лишь тенью прошлой. К тому же, — Локи вздохнул, — ту коллекцию любил и создавал ты. Я думал, она доказывает, что я достойный тебя сын. Но все ложь…

Один внимательно смотрел на сына. «Ту коллекцию создавал ты».

— Достойный сын, — прошептал Один. — Достойный… Неужели все эти безумства…

Громкий стук сбил Одина с мысли. Около дома, где они с Локи стояли, актеры возводили небольшой помост для кукольного представления. Царевич с преувеличенным интересом наблюдал за приготовлениями и явно не собирался никуда уходить. С каких пор он интересуется незнакомыми религиозными сюжетами? Ну да сейчас этим можно воспользоваться.

— Закончим прогулку, — произнес Один громко, стараясь перекричать гудящую толпу, собирающуюся вокруг актеров. — Я хотел бы вернуться на постоялый двор. Останешься на ярмарке?

— Останусь, — откликнулся Локи, не отрывая взгляда от сцены.

— Возвращайся к ужину.

Один свернул в ближайший переулок, намереваясь добраться до постоялого двора обходным путем. Ему о многом стоило поразмыслить, многое вспомнить и сопоставить. И лучше всего это сделать погружением в собственное сознание.

Он мог с легкостью показывать прошлое детям или смотреть его лично. Для этого требовалось только чуть больше сосредоточенности.

Шестьсот зим назад

Они с Фригг возвращаются после поездки в Юсальфхейм. Обеспокоенные няньки докладывают, что младший совсем отбился от рук: вот уже несколько дней не выходит со стрельбища и отказывается заниматься чем-либо, кроме стрельбы из лука. Наставник по стрельбе, ван из рода Алькеро, ничего не может объяснить толком. «Твои сыновья словно прокляты Биенто — их стрелы летят куда угодно, но только не в цель. Мои замечания, по-видимому, обидели младшенького, и он тренируется теперь в поисках благословения Адоро». Царь идет к стрельбищу. Много времени тратит на то, чтобы убедить чересчур старательного ребенка в том, что непослушание наставникам — худшее из зол, какие бы благие цели не преследовало.

— Я лишь хотел тебя обрадовать! — воскликнул тогда Локи в отчаянии.

— Ничто не обрадует меня больше, чем повиновение правилам, которые я для тебя установил.

Триста зим назад

Он занят, у него совещание, но вдруг его срочно вызывают. Учитель Локи в ужасе, произносит всего одну фразу:

— Он без сознания.

Подвальное помещение. Целитель. Ребенок лежит у него на коленях весь в крови. И правда без сознания. Воздух искрится ужасными страданиями и редкими всполохами магии. Заклинание молчания?.. Но зачем?!

Снять заклинание, перенести ребенка в целительное отделение, засыпать раны порошком волшебных камней.

Когда Локи приходит в себя, то далеко не сразу начинает говорить: приходится расписать ему весь ужас создавшегося положения. Ребенок слушает с таким искренним удивлением на усталом лице: он то считал, что хуже всех пришлось ему, а вовсе не окружающим.

— Я хотел показать, что я выносливее Тора… — тихо шепчет он, сломленный осознанием собственной вины. — Я хотел, чтобы ты гордился мною…