Локи все-таки будет судить асгардский суд?

— Скажи мне одно, мой достопочтенный друг, — голос Хагалара холодел с каждым словом. Казалось невероятным, что этот ас вообще может быть в ярости, но Алгир ясно видел, что он к этому состоянию уже близок, и причин столь резкой перемены настроения вечного язвительного балагура не мог понять. — Если, предположим, просто предположим, ему вывихнули суставы. Или раздробили кости. Или оставили отметины раскаленным железом. Возможно ли, что камень сразу залечил раны? — Хагалар придвинулся еще ближе и дотронулся до руки целителя, как всегда делал, когда старался донести особо важную мысль. Эта привычка раздражала Алгира еще в ту пору, когда оба они жили во дворце. Она же была одной из основных причин, почему маг и медик, связанные общей судьбой и общим прошлым, никогда не были друзьями и даже сейчас не пытались завести отношения более близкие, чем требующиеся для совместной работы. Врач механически, почти неосознанно выдернул руку, недоумевая, какое дело Хагалару до судьбы царевича Асгарда? Это же не его сын, так какая разница, каким образом Всеотец наказывает того, чья жизнь находится в его руках с момента рождения?

— Ты знаешь свойства целительного камня не хуже меня, — ответил он, вставая в надежде отгородиться от настырного собеседника.

— Возможно, не знаю. Расскажи, — потребовал Хагалар, вновь схватив друга за руку: это уже было не мягкое случайное прикосновение, а настоящий захват бывшего великолепного воина. Алгира аж передернуло от отвращения: никто, кроме пациентов, порой бьющихся в агонии и не соображающих, что творят, не смел прикасаться к нему.

— Если есть открытые раны или открытый перелом, то камень лечит его мгновенно, а вот если что-то внутреннее, то приходится обращаться к целительным эликсиру или мази, а они действуют гораздо дольше, — процедил сквозь зубы целитель в тщетных попытках высвободить свою несчастную руку из стальной хватки собеседника: куда там, не зря в свое время о Хагаларе ходили невообразимые по своей глупости слухи, что в последней войне с Ётунхеймом он крошил черепа противников голыми руками. Сейчас же он перешел все допустимые границы: никого не должно волновать, пытали младшего царевича или нет. Решения Одина обычно мудры. Быть может, за год скитаний Локи успел натворить такое, за что его следовало казнить, и пытки — лишь снисхождение. А, может, отец богов и людей просто срывает злость на детях. Несчастлив будет тот, кто попадет под горячую руку Одина. Целитель знал это не понаслышке и заранее сочувствовал провинившимся.

— Хорошо, мой добрый друг, — Хагалар встал, резко отпустив руку целителя: на ней остались характерные красные разводы. По плотно сжатым кулакам и губам можно было понять, что маг в ярости. — Я спрошу тебя прямо. Если бы Локи пытали чем-то похуже, чем, назовем это «нечто» палками, возможно ли было скрыть следы столь быстро?

— Teoretisch{?}[Теоретически] — да, — Алгир выпрямился, пользуясь преимуществом в росте, всем своим видом давая понять, что хочет завершить этот разговор как можно скорее. — Praktisch{?}[Практически]: хоть какие-то шрамы да остались бы, я не мог не заметить рубцов. Но. Я, как профессионал своего дела, — целитель сделал ударение на слове «профессионал», — могу сказать одно. Я беседовал с царем и царевичем, когда они сюда пришли. Один удивился, когда увидел синяки на теле сына. Но, возможно, при мне просто разыграли удивление. Царевич был изможден и не произнес ни слова. Я дал ему снотворное, потому что знал: это та усталость, от которой можно долго мучиться, но не засыпать. Возможно! — тон лекаря был наполнен тем же металлом, что и голос нежеланного посетителя. — Повторяю, возможно, тело было в таком жутком состоянии из-за невыносимых мук. Я говорю «возможно» еще и потому, что Один привел его ко мне, а не отдал на попечение дворцовым знахарям, которые, разумеется, превосходят меня если не в искусстве врачевания, то уж в покорности так точно. Я все сказал.

— Что ж, спасибо, мой добрый друг, — Хагалар коротко кивнул в знак благодарности. — Значит, все не так плохо, как я думал. Все гораздо хуже.

Незваный гость покинул дом столь же внезапно, сколь и появился. Алгир вздохнул с облегчением, подошел к сундуку, стоящему у дальней стены, и вынул волшебный флюгер: золотой петушок не просто будет стоять у двери и показывать, куда дует ветер. Если кто-нибудь подойдет к дому, он оповестит хозяина о возможном визите. Целитель не сомневался, что Хагалар еще вернется. Когда Один много столетий назад лежал при смерти, то юный маг заходил к нему по пятнадцати раз за ночь, и если он сейчас проникся этой странной заботой и любовью к младшему сыну Одина, значит, придет вновь. А встречаться с ним у Алгира не было никакого желания. Поставив петушка у дома и описав внешность настырного недруга, целитель вознес благодарственную молитву Одину, радуясь тому, что в доме исцеления было целых три выхода.