Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Уже несколько ночей Локи под руководством Ивара готовился к довольно сложному испытанию. Одна из многочисленных команд поселения, ничем не примечательная для него, закончила исследование составляющих для нового артефакта и искала того, кто смог бы провести ритуал создания. Ивар заинтересовался делом, Локи, проводящий с ним огромное количество времени, тоже, и вот теперь они изучали страннейшие формулы и пассы. Локи вызвался делать все самостоятельно, не допуская даже мысли, что у него ничего не выйдет. За несколько месяцев наука естества перестала казаться ему чем-то непостижимым, во многом благодаря Ивару, в чьих руках самые невероятные превращения походили на детские фокусы. Наука и магия тесно переплетались в пробирках, образуя прекраснейшие узоры. Примерно также переплеталась и сама жизнь поселения: на половину регламентированная общеасгардским правом, а на половину — нелепейшими собственными законами. Локи поражал уклад здешней жизни — он был гораздо страннее, чем переплетение самых сложных заклинаний с самыми сложными веществами. Например, в деревне не воспрещались убийства! Считалось, что ученым нечего делить: у них не было ни денег, ни личных вещей, ни привязанностей, хотя последнее утверждение нельзя было назвать полностью правдивым. После глупейшего рассказа Ивара Локи начал приглядываться к окружающим и смог достаточно быстро найти тех, кто составлял устойчивые, если не постоянные пары. Скрывались они, правда, хорошо, и старались не показывать своих чувств.

Еще больше удивление вызывали направления деятельности поселенцев. Оказывается, большинство занималось не работой на благо Асгарда, а работой на благо Девяти миров и поддержанием мирового баланса. В лабораториумах ученые создавали множество артефактов, которые распределялись по прочим мирам. Кроме того, если в каком-то из миров обнаруживался артефакт, по тем или иным причинам нарушающий равновесие всего сущего, чаще всего своей невиданной силой, его изымали, а вместо него в нужный мир и нужную страну доставляли несколько меньших артефактов, примерно равных по силе и способностям отобранному. Разумеется, после разрушения Радужного моста эта работа остановилась, но артефакты продолжали создавать в огромных количествах. Локи с удивлением узнал, что, оказывается, Мьёльнир, выкованный в сердце умирающей звезды, был как раз таким «изъятым», и что взамен ему маленький мирок получил с полсотни менее разрушительных, но тоже боевых артефактов.

Однако избранного Локи артефакта все это не касалось. Он был простым, во всяком случае, Ивар уверял, что ничего сложного делать не придется. Работа была связана с пламенем, и именно его строение Локи и приходилось изучать. Он и не думал раньше, что пламя — это просто соединение некоторых элементов с кислородом, практически оно являлось концентрированным теплом. Не думал он и о том, что яркость пламени зависит от состояния вещества — газы горели бесцветно, зато твердые вещества, вроде угля и фосфора, — очень ярко. Он с удивлением смотрел на то, что осталось после сожжения фосфора — на фосфорный ангидрид, как Ивар назвал этот белый порошок. С огромным усилием получилось уложить в уме, что продукт сгорания водорода — это пары воды. Вода и пламя порождали друг друга, а ведь в природе, в обыденном ее понимании, одно уничтожает другое. «Как заклятые друзья» — мелькнуло в голове у Локи, но он тут же подавил забавную мысль, чтобы не пропустить очередное чудо: негашеная известь заставила водород загореться ярким светом.

Но, несмотря на красоту некоторых опытов, пламя не было столь интересно, как прочие причудливые взаимодействия веществ, которые Локи уже знал, поэтому слушать и смотреть, как Ивар показывает ему стеариновую свечу, заставляет всматриваться в нее и монотонно бубнит — было невыносимо. Зачем ему знать, что конус делится на три части: на внутреннюю темную, где находятся ненакаленные пары и газы, на среднюю, одевающую тонким слоем внутренний темный конус и являющуюся наиболее светлой частью пламени, в которой содержатся твердые частицы вещества, и наружную — бледную, внутри которой находится наиболее нагретая часть пламени? Локи едва не зевал, глядя, как кусочек фарфора, сунутый в среднюю часть пламени, покрывается твердыми частичками — сажей; как по трубке, вставленной во внутреннюю часть, поднимаются газы, которые можно зажечь на другом конце. В пол-уха слушал, что твердые частицы угля приходят на поверхности пламени в соприкосновение с кислородом воздуха и дают угольный ангидрит. Все это было слишком скучно. Локи с нетерпением ждал, когда же Ивару надоест пичкать его глупой теорией, когда они перейдут к тому, что ему и придется делать во время эксперимента, а именно — не допустить взрыва гремучего газа.