Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Она сидела во главе стола, на почетном месте, где раньше председательствовал Всеотец. Вокруг нее доверенные лица Одина, все как один — марионетки, покорно исполняющие волю царя. Хорошие, но безынициативные, отобранные по одному-единственному признаку — личной безоговорочной верности.

— Моя царица, позволь выразить величайшие соболезнования по поводу случившегося, — произнес один из них, прежде чем занять свое место. Его имя и должность не имели никакого значения. Точно такие же слова мог произнести любой из них.

— Благодарю, — милостиво кивнула Фригг. Как никогда она рада своему извечному равнодушию, позволяющему принимать только обдуманные решения. — Мы собрались, чтобы согласовать наши действия на ближайшее время. В стране должна быть власть. Народ должен видеть своего правителя.

Повисло неловкое молчание.

— Положение и правда не из приятных, — заметил кто-то с дальнего конца стола. — Всеотец вторые сутки пребывает во сне Одина и вряд ли пробудится в ближайшее время. Старший царевич упокоился с миром, а младший схвачен по обвинению в убийстве брата. Других наследников мужского пола у Всеотца нет, и он не оставил никаких указаний насчет преемника на ближайшие недели и месяцы.

Фригг обвела взглядом присутствующих, но каждый опустил голову. Ситуация действительно крайне сложна. Один всегда заблаговременно готовился ко сну и раздавал указания — каждый знал, что делать, и государственный механизм работал как часы. В последний раз он собирался передать власть Тору, но ничего не вышло. Царица на свой страх и риск вручила Гунгнир Локи, но краткое царствование приемного сына закончилось катастрофой, хотя инструкции советники получили заблаговременно. Не зря законы запрещают несовершеннолетним участвовать в управлении государством. Сейчас же инструкции с назначением преемника были тайно сожжены лично царицей, а в ближайшем будущем ожидались, как минимум, война с половиной миров Иггдрасиля и починка Радужного Моста. Прежде сон Одина длился не более месяца, но никогда прежде его не вырывали из сна насильно, как случилось несколько зим назад. Никто не предполагал даже, когда он проснется. Неловким, невысказанным в воздухе висел вопрос: «проснется ли он вообще?» — ведь столь сильные потрясения в столь почтенном возрасте крайне негативно сказываются на здоровье, даже если ты трижды Всеотец.

— Коли так, я стану официальным преемником своего мужа, — объявила Фригг, так и не дождавшись ответа. — Я выступлю перед народом.

Тишина стала крайне напряженной.

— Ваше величество, — начал один из славных мужей Асгарда, — прости, что смею говорить такое, но наш народ слишком консервативен. Невиданное дело, чтобы женщина восседала на троне. Возникнут вопросы, начнется смута, и сам Имир знает, к каким ужасным последствиям это может привести.

— На пороге войны нам нельзя допустить разлада, — поддакнул другой. — Народ должен сплотиться. Он должен видеть мужчину, сильного лидера, того, кто сможет повести их за собой к победам, славе и богатству; только при таком правителе народ будет спокоен, а спокойный народ — залог успеха любого предприятия и решения.

Взгляд придворного впервые пересекся со взглядом царицы — и не уступил. Асгардец смотрел спокойно и твердо — зная свою правоту и чувствуя поддержку всех мужей, присутствующих в зале.

— Уж не предлагаете ли вы объявить Гринольва внебрачным сыном Одина Всеотца? — хмыкнула Фригг. — По вашим словам, он идеально подходит. Никто из вас не готов взять ответственность, никто из вас не согласится выпустить из тюрьмы братоубийцу, и, похоже, никто из вас не готов признать меня единственной правительницей Асгарда. Какой же выход вы видите? Говорите, я слушаю.

И вновь молчание было ей ответом. Достойнейшие из достойнейших переглядывались или сидели, опустив голову и делая вид, будто их нет. Каждый надеялся, что другой найдет идеальный выход, что случится чудо. Но время шло, а чудо откладывалось.

— Что ж, я вижу, что пока никто не может предложить ничего дельного, — Фригг встала. — У нас еще есть время, но скоро придется объявить народу о сне Одина. Думайте. Иначе вам придется-таки признать меня — первую женщину на троне Асгарда.