Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Первым неправильным выбором был побег с хутора Гринольва. Как признался недавно по пьяной лавочке тот самый злополучный Гринольв, Орм был настолько увлечен любимым воспитанником друга, что собирался усыновить его и ввести в семью. Ключевое слово: «собирался», но так и не усыновил. То ли опоздал, и Хагалар сбежал раньше, то ли на самом деле то был лишь пьяный бред, как недавно у Гринольва. Подробностей не узнать, оставалось только верить или не верить бывшему “хозяину”. Который о многом не догадывался. Например, что Орм жив.

С тех пор, как Гринольв напомнил об искренней любви своего друга к воспитаннику, Хагалар потерял покой. Он и в самом деле не знал, где похоронен тот, кого он обожал в пору своего полного ничтожества. Он решил проверить Нифльхейм, потому что вроде бы Орм говорил, что именно там его идеи полукровок приобрели огромную популярность. И Хагалар нашел. Только не могилу, а информацию, которая позволила перенестись в Ванахейм, где Вождь обнаружил вполне себе живого Орма. Старого, но сохранившего удивительно ясный разум, все еще работающего над полукровками для армии инеистых великанов, но не в холодном и промозглом Нифльхейме, а в благословенном мире ванов. Полукровки турсов получались либо с асами, либо с огненными великанами и назывались в таком случае ётунами, но Орм искусственно вывел кучу гибридов, ранее науке неведомых. Своего прежде любимого воспитанника он не узнал, и Хагалар не стал ворошить прошлое. Он помнил Орма мужчиной в самом расцвете сил, а вовсе не стариком. Когда-то он искренне обнимал его, благодаря за очередной подарок, а сейчас предпочитал даже не дотрагиваться. И всё же он не удержался и сыграл злую шутку — рассказал, что Гринольв жив, причем в добром здравии и даже в молодости.

— Это лучшая весть за многие столетия, — тяжело проговорил Орм, и на глазах у него выступили слезы. — Мой друг, которого я предал и бросил, которого не нашел и оставил на произвол судьбы. Судьба милосердна к нему. И я буду спокоен.

Хагалару не казалось, что Орм как-то особенно переживал прежде из-за отсутствия известий о любимом друге, но язвить не стал.

— Мне передать ему что-нибудь? — спросил он доброжелательно.

— Нет, не нужно, — покачал головой Орм. — Пусть считает, что я мертвый. Ведь скоро и так помирать. Асы вечно не живут. Пусть будет счастлив с молодой женой и любимой армией. Эх, где мои три тысячи лет!

И Хагалар снова оказался перед выбором. Орму он представился заговорщиком, собирающим иномирские силы вокруг Локи. Про проект полукровок он знал и уже прикидывал, как использовать его не против Асгарда, а на благо. Он мог сделать большую гадость Гринольву и рассказать о том, что его лучший друг не просто жив, а еще и находится по другую сторону баррикад: готовит иномирскую армию. Хагалар прекрасно знал, как сильно Гринольв переживает из-за потери единственного друга, а также понимал, что этот Орм — старый и больной — окончательно добьет и без того ослабленного Гринольва, который с трудом осознал даже то, что дети, которых он выращивал, давно завели собственных детей и внуков. Никто в целом Асгарде не догадывался, насколько сложно бравому полководцу найти себя в новом веке. Он никого к себе не подпускал, друзей так и не завел… и Хагалар сделал очередной выбор — смолчал, ни о чем не сказал Гринольву, хотя сам несколько раз инкогнито посещал Орма. Так и хотелось задать вопрос об усыновлении, но зазвучал бы он сейчас глупо, а, главное, бессмысленно, да и вряд ли Орм вообще помнит о былом увлечении, даже если оно и имело место быть.

Итак, больше двух тысяч зим назад Хагалар сбежал. Правильнее было бы остаться на хуторе, но он слишком бредил войной. Настолько, что даже бросил не то подругу, не то возлюбленную — они так и не определились с отношениями, а потом Орм еще и сделал ее полукровкой, что окончательно всё запутало. Больше он ее никогда не видел, только слышал краем уха, что она впоследствии тоже пыталась сбежать, но неудачно — за ней и еще несколькими беглецами погнались, и они не нашли ничего лучшего, чем прыгнуть в водопад. Те, кто прыгнул, погибли. Те, кто испугались, счастливо дожили до совершеннолетия, а кто-то жив и до сих пор. О неудачном побеге он узнал давно, когда только пристроился во дворец, но душевной боли не испытал. Он успел забыть о первой любви, как и об Орме. Он вообще удивительно быстро забывал тех, кто хорошо к нему относился, зато прекрасно помнил тех, кто причинил хоть малейшее зло.

В армии ему не давали выбора, и отказаться от самоубийственного похода в Муспельхейм он тоже не мог, как и спасти хоть кого-то из ловушки, куда они угодили всем отрядом. Он был слишком юн, неопытен и ничего не умел. Не мог он и утаить сведения, которые добыл ценой жизни боевых товарищей. И вот дворец, вот Один, вот новый выбор — какую награду потребовать за чужой подвиг? Он мог попросить место во дворце, но нет, етун его дернул озвучить самое сокровенное желание — и он оказался подле Всеотца. Не то ученик, не то шут, не то всё сразу.