Лоханка

Зашёл с крыльца, прокрался на цыпочках мимо спящего Кобланды и присел рядом с бойцом, придерживая переднюю стенку, уже отсоединённую от остального. Какой культур-мультур! Даже и не знал, что на нашем заводе так хорошо делают. Я тогда научил электриков, да и не заглядывал больше сюда. Кузьмин их проверял при приёмке – вроде претензий не было. И немудрено, если тут такая икебана! А это что за незнакомая связь?

Кажется, я спросил вслух.

– Так переключатель средневолнового передатчика, Иван Сергеевич!

– Не понял, – удивился я. – Писано же было в руководстве, что рация коротковолновая.

– Так она и есть коротковолновая, – захлопал глазами радист. – На средние переходят, когда отдают команды бойцам на детекторные приёмники. Короткие-то волны куда сложнее детектировать, – пояснил он таким тоном, словно это всем известно.

Я упёрся взглядом в гнутое из металла шасси, из которого торчали радиолампы, пачки пластин переменных конденсаторов, заглянул сзади, где натянулись между изолирующими колодками резисторы и разной формы незнакомые финтифлюшки. Ох так ничего себе технический прогресс! Вообще непохоже на первый экземпляр, побывавший когда-то у меня в руках.

Проснулся Кобланды. Похоже, моё изумление не было беззвучным, а дремлет он чутко.

– Принимает? – спросил он у радиста.

– Так точно. Клемму переобжал.

– Ступай, Игнат, прогуляйся до ветру. Я послушаю, – мой друг отправил прочь лишние уши. – Что, понравилось? – это уже вопрос ко мне.

– Тут маркировано не по-нашему, – ответил я невпопад.

– У Софико есть родня. Из бывших. Эмигрировали они после революции. Вот один троюродный и делает маленький гешефт. Оттуда готовые блоки, отсюда – чёрная икра. Или красная. Ну а канал передачи… хм, – Кобыланды помедлил немного. – Да не надо тебе этого знать. Завод покупает сборку у артели «Красная медь», прячет в самодельный кожух – всем хорошо. Не бери в голову и про наш разговор забудь.

«А ведь и взаправду бывший контрабандист, – припомнил я разговор с комкором. – Старый конь борозды не испортит. Особенно находясь рядом с такой прозрачной границей».

* * *

Через три дня с противоположной стороны начали возвращаться грузовики. Некоторые везли раненых. А ещё через пару дней приволокли на тросе несколько повреждённых «бранзулеток» – их переправили на наш берег всё тем же понтонным паромом.

Потом я наблюдал возвращение батареи трёхдюймовок: установленные в грузовых отсеках гаубичной длины стволы казались обрезами зенитных орудий – так уж придумали их устроить. Плыли пушечные транспортёры неважно, глубоко погрузившись в воду, отчего сердце замирало – уж очень немного оставалось на поверхности высоты до обреза открытого кузова. Странные чувства они у меня вызывали – эти уродцы. С одной стороны, направленные при транспортировке вверх стволы выглядели очень убедительно и производили грозное впечатление. С другой – стрелять из них было можно только при больших углах возвышения, когда отдача направлена преимущественно в землю. Грубо говоря, цели, расположенные ближе трёх километров, были для этих орудий досягаемы только с применением ослабленного заряда – так уж получились у нас возможные углы возвышения, что пришлось вернуться к раздельному заряжанию. При попытках стрелять прямой наводкой из-за малой массы машины происходила такая её раскачка, что ствол задирался и снаряд уводило вверх.

Словом, это оружие работало только с закрытых позиций или издалека. Наши попытки создать сзади опору в виде бульдозерного ножа-отвала к успеху не привели – с ним транспортёр окончательно перетяжелялся, разбалансировался и в воде погружался кормой вперёд. Слишком маленькую и лёгкую машину мы сделали…

Наконец появились основные действующие «лица» – транспортёры с десантом. Они деловито вступили в реку и неспешным ходом преодолели её. Выбравшись на наш берег, ядро вышедшего из «поиска» батальона стало втягиваться в лесную дорогу, ведущую от заставы, на которой мы квартировали. Одна из машин отклонилась в нашу сторону, остановилась ненадолго, «выпустив» из длинного верхнего люка коренастую фигурку, а потом почапала туда же, куда и все.

«Фигурка» же направилась в нашу сторону. Комкор – вот кто торопился выразить нам своё… интересно, что?

* * *

– Ну, вы и прохиндеи, – заявило начальство, сидя в заставской столовой и уплетая за обе щёки аппетитно пахнущее горячее варево. – Это же просто машина войны какая-то, а не конвойный батальон. Чуть какое затруднение встретят – подтягивают артиллерию и крошат японскую оборону с закрытых позиций.

– Большой расход снарядов, – вздохнул Кобланды. – Нам бы нормальные самоходки, чтобы могли работать прямой наводкой, не опасаясь никакого огня…

– Что за самоходки? – вскинулся комкор.

– Вроде танка, но без башни. С толстым лбом и мощной пушкой.

– Такие не плавают, – одёрнул я размечтавшегося друга. – Сразу лишишься свободы маневра. Да и ресурс ходовой у них заметно меньше, чем у нынешних лёгких транспортёров.

Проверяющий передал опустевшую миску повару и жестом потребовал у ординарца бумагу и карандаш:

– Ну-ка, нарисуй в общих чертах, – повернулся он ко мне.