Локация «Берег»

— Думаю, что существует некая опасность, но пока о ней говорить преждевременно, — сдержанно прокомментировал Миронов, хотя понимал, что усиление разведки на немецком направлении не может не настораживать. — Вам нужно время на раздумья?

— Нет, — Кедров положил сигару на край пепельницы и наблюдал за тем, как она продолжает дымиться. — Я все эти дни ждал чего — то такого. Лёля говорила раньше, что вы служили в войсковой разведке. Мне кажется, наши с вами профессии — самые востребованные при любом режиме. Моя нужна, чтобы улучшать качество жизни, да и просто не помереть от перелома или аппендицита, а ваша, чтобы удержать режим, какой бы он ни был. Чтобы его удерживать надо уметь проворно смотреть по сторонам и видеть, как волнистый попугайчик.

— Спасибо за сравнение с попугайчиком, — хмыкнул Миронов. — А что, у них особое зрение? Просветите меня.

— По-моему это у большинства птиц. Поскольку глаза у них находятся по бокам головы, то они в состоянии видеть почти на триста шестьдесят градусов… Ольга и Антонина не будут в курсе наших дел, ведь так?

Миронов лишь кивнул в ответ и попросил:

— Письмо Бурденко лучше сжечь.

Глава восьмая

Ермилов расположился под яблоней в плетеном кресле. Рядом на небольшом тоже плетеном столике, чуть почерневшем от времени, стоял стакан с молоком. В него несколько раз пыталась влететь муха, но Олег пока ловко отбивал налеты.

С грядок ветерок приносил запах укропа, его зонтики, ажурные, напоминающие о зимних запасах Людмилы, колыхались там под солнцем. А зимой они так же колыхались в огуречном и помидорном рассоле, облепляли вытащенные из банки маринованные огурцы, кабачки и рельефные патиссоны, выглядевшие словно это те же кабачки, но перекачанные в спортзале, с затвердениями трицепсов и бицепсов.

Олег пощупал мышцы на сгибе локтя и подумал, что неплохо бы сходить на теннис. Затащить бы Славку, он играет как дровосек — коряво, но мощно, как из пушки. А обыгрывать его одно удовольствие. Славка кидается ракеткой, рычит. Зрелище не для слабонервных.

Но как ни пытался отвлечься, мысли опять потекли в привычном за последние недели русле — подброшенное письмо.

«Да, мне пора выдавать молоко за вредность», — подумал он, все еще болезненно переживая выговор Сорокина за самовольство с запросом материалов по Кедрову-старшему. Ситуацию по нынешнему делу с секретными документами проекта «Берег» эти материалы нисколько не прояснили, но становилось понятно (во всяком случае Олегу), что сын Ивана Аркадьевича не мог предать. Выросший в семье, где так ценился и культивировался патриотизм, где отец, выброшенный собственной страной на обочину жизни, все же согласился работать в пользу России.

Уже с санкции Сергея Романовича, Олег получил личное дело Миронова, умершего аж в 1967 году. Дмитрий Кириллович служил под началом в том числе и Артузова. До ИНО Артузов возглавлял контрразведывательный отдел ОГПУ СССР и был известен проведением такой операций как «Трест», когда с 1922 по 1927 год была скована разведывательно-подрывная деятельность белоэмигрантских объединений на территории СССР. Прославился и арестом в 1925 году британского агента Сиднея Джорджа Рейли, который действовал в России с 1898 года. В 1903 году Рейли побывал в Порт-Артуре и затем продал японцам план укреплений. Вывез из России Александра Керенского. Он создавал анти-большевистские заговоры, сдал адреса известных ему белогвардейцев, которых незамедлительно арестовали и расстреляли. Пытался организовать убийство Ленина. У него на счету было многое, его называли королем шпионажа. Однако в 1925 году его удалось выманить в Москву якобы для встречи с лидерами антисоветского подполья. Официально сообщалось, что его убили при переходе границы вместе с напарником. Так сообщили и жене Рейли. Однако в тот момент он был уже на Лубянке и давал чистосердечные показания, выдав многое об английской и даже американской разведке.

А в мае 1937 года самого Артузова арестовали «за сочувствие троцкизму и организацию антисоветского заговора в НКВД и РККА», и в августе того же года расстреляли.

Видимо, в рамках борьбы с возможной агрессией белых эмигрантов в Тунис ездил и Миронов. Биография штабс-капитана заслуживала отдельного изучения, но Сорокин подзагрузил Ермилова текущими делами.

Мысль о том, что они упускают время из-за невесть откуда взявшейся осторожности шефа, выводила Олега из себя. Уже с утра пинка получили поочередно пес Мартин, Петька и… Нет, вот от Люськи Ермилов получил сам за то, что пнул Мартина и наорал на сына, и ретировался обиженный на всех в сад с молоком и детективной книжкой.

Читать не хотелось, и Олег использовал книгу как мухобойку. Он от отчаяния уже подумывал взять отпуск и рвануть самому в ЮАР, но тогда можно будет распрощаться со службой в ФСБ. За такую самодеятельность Сорокин ему голову оторвет вместе с погонами. Авантюризм в Конторе не поощряется. «На том и стоим, — подумал Ермилов. — А то такие, как я, наломали бы дров, как пить дать».