Я не могу не обратить внимания на секретно-агентские лица двух стервятников. У того, что повыше, на лице отображаются хитрость и коварство, его брови срослись в единую линию, низкий лоб, напомаженные волосы, усики в стиле Адольфа Менжу, бачки свисают ниже ушных мочек. Он слишком размахивает в воздухе руками так, что высовываются манжеты, выставляя на обозрение золотые запонки. У другого — близко посаженные глаза, смуглое лицо и в целом вид проходимца. От них обоих за километр разит тайной работой в спецслужбе, невзирая на то, что один из них именует себя представителем военно-морского атташе. Очевидно, шпиону трудно иметь лицо, не соответствующее его профессии.
Я расслышал некоторые обрывки и окончание их разговора. В довершение всего нам даже не разрешается отправить почту. Слишком рисковано! Это секретная операция…нельзя допустить ни малейшей утечки информации. Подразумевается, что мы даже не должны знать, где именно расположен Виго.
Дома с ума сойдут от волнения. Поход и так затянулся, как никогда ранее, и одному богу известно, сколько времени пройдет еще, прежде чем мы сможем отправить почту. Каково будет людям, когда им скажут, что им придется еще подержать при себе письма, которые они так спешно писали все последние дни.
А прапорщик — как он сможет перенести все это? Я предпочел бы никогда не слышать его историю Ромео и Джульетты. Но я не могу пересилить себя и попробовать утешить его, словно неоперившегося романтического юнца.
Будто сквозь вату, до меня долетает болтовня обоих падальщиков:
— Ну еще по одной, чтобы избавиться от вредной привычки, герр капитан-лейтенант!
— Наверно, у вас выдался интересный поход, герр капитан-лейтенант!
Если Старик пробурчал в ответ хоть что-то еще, кроме сдавленного «Пожалуй», значит, я его совсем плохо не знаю.
Даже их прямые вопросы об успехах нашей лодки не в состоянии пробудить в Старике большую разговорчивость. Он лишь прищуривает глаза и переводит взгляд с одного на другого, выжидая, пока его молчание не раздразнит их, а затем произносит:
— Да уж.
Я вижу, что он напряженно размышляет, и я могу догадаться, что тревожит его. Случайно я обращаю внимание на его руки. То, как он сцепил их — верный признак, что он ощущает себя не в своей тарелке.
Затем он подзывает меня кивком головы.
— Пойду немного пройдусь, — сообщает он собравшимся.
От внезапного перехода из теплой кают-компании на холодный ночной воздух у меня спирает дыхание. Я чувствую запах солярки — наша дозаправка. Старик несется на корму такими огромными шагами, что я едва поспеваю за ним. Когда ему уже некуда дальше идти, он резко разворачивается и опирается на ограждение. Между носом спасательной шлюпки и черной опорой какой-то железной конструкции, предназначение которой мне непонятно, я вижу мерчающий свет Виго: желтые огни, белые огни, несколько красных. Две перемаргивающиеся нити бусинок убегают вверх, постепенно сходясь в одну — должно быть, это улица, поднимающаяся из гавани вверх по склону холма.
У пирса замер эсминец, все его палубы ярко освещены. Транспорт, стоящий под погрузкой, залит светом прожекторов. Отчетливо видно, как работают его краны.
Прямо под нами горит круг желтого света — открытый люк для приема на борт торпед. Люк камбуза тоже отдраен. Я слышу голоса:
— Ну вот, теперь вся эта хорошая одежка мне никогда не пригодится!
— Брось нести ерунду — работай лучше. Принимай!
Вне всякого сомнения, это был Берлинец.
Из трюма «Везера» долетает приглушенное эхо пения.
Меня возбуждают мерчающие огни, розовато-красные сияние фонарей там, на берегу. Они излучают ауру секса. Я чувствую запах постели, теплый молочный аромат женской кожи, сладковатый запах пудры, острый запах влагалища, Eau de Javel[83], спермы.
Прерывистые крики, обрывки команд, громкий лязг металла.
— Ну и грохот, — говорит Старик.
Сложившаяся ситуация явно его тревожит.
— Эти люди там, в рыбацкой лодке, — они должны были нас заметить, — наконец произносит он. — И на корабле тоже. Кто знает, можно ли на них всех положиться. Отсюда на берег легко передать сигнал фонариком. В любом случае, мы выйдем в море пораньше. Не в запланированное время. И уйдем мы тем же фарватером, что и пришли. Не южным проходом, которым они советуют воспользоваться. Если бы только у нас под килем было побольше воды…
На берегу разлетаются голубые искры, как при коротком замыкании. Еще один троллейбус. ветер доносит чью-то болтовню, затем автомобильные гудки и глухое звяканье с соседних кораблей. Внезапно наступает мертвая тишина.
— Откуда только они берут торпеды? — интересуюсь я у Старика.
— Другие лодки оставляют их здесь на обратном пути — те, что не израсходовали весь боезапас. Они наносят сюда визит в качестве снабженцев, так сказать. Обратный путь как нельзя лучше подходит для такого задания. То же самое и с избыточным топливом в их цистернах.
— И насколько успешно все происходило до сих пор? Ведь мы здесь не первые…
— В том-то и дело… Тут уже заправлялись три лодки. Две были потеряны.
— Где?