В 1978 году, например, когда Симонян тренировал сборную СССР, в недрах Спорткомитета возникла идея, чтобы Лобановский пришёл в сборную в роли помощника Симоняна. Для Симоняна это было совершенно неожиданное предложение, и, подумав, он поинтересовался у начальников: «Как вы мыслите себе наше сотрудничество, если у нас совершенно разные взгляды, разные концепции подготовки команды и игры? Мы, наверное, будем постоянно конфликтовать. Из этого ничего путного не выйдет». Про себя же отметил и «несовместимость характеров», но говорить об этом не стал. 39-летний Лобановский виделся 52-летнему Симоняну излишне сухим, жёстким.
Никита Павлович сказал тогда то, что должен был сказать Константин Иванович Бесков в 1981 году, когда в его тренерский штаб сборной вводили Лобановского и Ахалкаци. Правда, там была совершенно другая история, потому что предложение об увеличении числа тренеров исходило не от руководства, а от самого Бескова.
Лобановский при озвучивании предложения Симоняну присутствовал, ответ Никиты Павловича, прямой и честный (а самое главное — точный), выслушал и с ним согласился. Он потом никогда об этом не вспоминал, и так и осталось непонятным: для чего он-то, действующий тренер одного из самых преуспевающих в стране клубов, соглашался идти помощником к тренеру сборной? А ведь он соглашался, коли был приглашён на разговор с Симоняном. В общем, хорошо для всех, что Симонян тогда проявил твёрдость.
Через год, в 79-м, Симонян и Лобановский случайно встретились в поезде, ехали из Киева в Москву в вагоне СВ. Проговорили до полуночи. «Лобановский, — вспоминает Симонян, — прекрасный собеседник: знает литературу, интересуется искусством, архитектурой. Естественно, не ушли мы и от футбольных тем. И вдруг он сказал: “Всё-таки мы с вами могли бы сотрудничать, могли бы работать вместе. И — неплохо”». А осенью 1982 года Симонян стал первым, кого назначенный главным тренером сборной Лобановский пригласил в новый тренерский штаб. Вспоминая разговор в поезде, он говорил, что ему очень важно было тогда не услышать слова «нет» в ответ на размышления о возможном сотрудничестве.
«Наблюдать человека на расстоянии, слушать разговоры о нём — одно, — говорит Симонян,’— а увидеть его непосредственно в деле — совсем другое. Мне нравится чёткость Лобановского, порядок на тренировках, последовательность, с которой он проводит в жизнь свою программу. Можно соглашаться с ней или не соглашаться (я, например, в какие-то моменты спорю с Валерием Васильевичем), но несомненно, что его система в целом приносит результаты».
Помощники Лобановского в сборной Морозов и Мосягин, не сговариваясь, определили Симоняну роль своего рода громоотвода, когда приходили к выводу о необходимости снижения нагрузок на каком-то этапе тренировочного процесса. Морозов всегда помнил болгарское среднегорье в 1976 году. Они просили, например, Симоняна: «Зайдите к нему, Никита Павлович, поговорите. Нас он не послушает». Симонян отправлялся в номер Лобановского, заходил и сразу же слышал: «Знаю, зачем пришли, Никита Павлович. Сейчас скажете, что надо снижать нагрузки. Так ведь?» «Васильич, — отвечал Симонян, — ребята действительно на пределе». И Лобановский приступал к доказательствам: «Неужели вы не понимаете, что только на базе высокофункциональной атлетической подготовки наша команда может добиться успеха? Как только мы снизим уровень готовности, нас будут ожидать неудачи». Симонян констатирует, что «жизнь подтвердила правоту Лобановского».
Состав и тактику Лобановский с помощниками обсуждал в узком кругу. Старший тренер не отбрасывал, а принимал убедительные доводы по составу команды, по игровым концепциям — он умел советоваться с коллегами. Как всякому нормальному творческому, ищущему человеку ему была чужда безапелляционность. Если хорошо знавшие Лобановского люди вдруг видели, как он поспешно с кем-то соглашался: «Да, да, конечно, вы правы» — и покидал место спора, то это означало одно: у затеявшего спор — ноль аргументов, несёт он полную околесицу, темой не владеет, разговаривать с ним бессмысленно. Если же Лобановский что-то важное в высказываниях собеседника улавливал, он не останавливался до тех пор, пока не вытягивал из него рациональное зерно.
На установке на матч говорил только Лобановский. Лишь по ситуациям, связанным со стандартами, могли что-то подсказать Морозов и Мосягин.