Все эти великие перемены, при всей их важности, совершились в течение всего лишь пяти дней. На шестой день стало известно о победе при Рокруа, предсказанной на смертном одре Людовиком XIII, которому это открылось в видении.
Да позволят нам сказать несколько слов о молодом победителе, который будет играть столь важную роль в общественных и частных делах эпохи Регентства.
Герцог Энгиенский, который вскоре станет известен как Великий Конде, был сын Генриха де Бурбона, принца де Конде, которого называли просто господином Принцем, личности довольно заурядной и известной более всего тем, что во времена регентства Анны Австрийской пять или шесть раз продавал свое повиновение. Ему ставили в упрек два недостатка: во-первых, сильную скупость, а во-вторых, малую храбрость. На эти два обвинения он отвечал, что маркиз де Ростен был еще скупее, а герцог Вандомский — еще трусливее. Это было единственное оправдание, которое он мог найти своей трусости и своей скупости.
Принца обвиняли еще и в достаточно общем для той эпохи пороке, и после десяти лет супружества с красавицей Шарлоттой де Монморанси он еще не имел детей, когда, к счастью для Франции, его посадили в Венсенский замок. Мы уже рассказывали о том, как его жена добровольно последовала туда за ним и как во время этого заключения родились герцогиня де Лонгвиль и герцог Энгиенский.
Шарлотта де Монморанси в возрасте пятнадцати лет была так восхитительно красива, что Генрих IV влюбился в нее до безумия, и кое-кто даже утверждал, что как раз по этой причине он накануне своего убийства намеревался начать войну во Фландрии.
Бассомпьер также был страстно влюблен в нее. В своих «Мемуарах» он говорит о ней так:
Бассомпьер собирался жениться на ней, но Генрих IV упросил его отказаться от этого брака. Бедный король, которому было тогда пятьдесят пять лет, влюбился в нее так, как если бы ему было всего лишь двадцать.
Вот каким образом вспыхнула в нем эта страсть.
Это случилось в начале 1609 года. Королева Мария Медичи задумала устроить балет, к участию в котором она привлекла самых красивых придворных дам, а потому, следовательно, в их числе оказалась и мадемуазель де Монморанси, которой тогда было не больше тринадцати или четырнадцати лет. Однако по случаю этого балета король и королева серьезно поссорились. Генрих IV желал, чтобы в нем участвовала г-жа де Море,[20] а королева этого не хотела; с другой стороны, королева хотела, чтобы в балете танцевала г-жа де Вердерон, а король решительно воспротивился этому.
В этом споре каждый из них был по-своему прав и по-своему неправ. Однако Мария Медичи, настойчивая в своих желаниях и непреклонная в проявлениях своей воли, в конечном счете восторжествовала над мужем. Побежденный своей супругой, Генрих IV в отместку надулся на нее и заявил, что, раз ему не удалось добиться своего, он не будет присутствовать ни на одной из репетиций этого злосчастного балета. Тем не менее репетиции продолжались, и, поскольку идя на них, нужно было проходить мимо кабинета короля, Генрих строжайше приказал закрывать его дверь, чтобы даже не видеть будущих актеров этого празднества.
В один прекрасный день, когда слуги забыли принять эту привычную меру предосторожности и дверь кабинета оказалась распахнута настежь, король услышал шум в коридоре и, верный своей злопамятности, поспешно подошел к двери, чтобы затворить ее. К несчастью для столь легко воспламеняемого сердца Беарнца, по коридору в это время проходила мадемуазель де Монморанси. Генрих IV остолбенел при виде такой совершенной красоты и, забыв данную им клятву, подобно тому как ему уже доводилось забывать изрядное число других своих клятв, куда более важных, не только не запер дверь, но и, после минутных колебаний, бросился вслед за мадемуазель де Монморанси и прибежал на репетицию.
Между тем, за ту минуту, пока он пребывал в нерешительности, прелестные актрисы, репетировавшие в балетных костюмах, заняли свои места. Они были одеты нимфами и танцевали, держа в руках позолоченные дротики. В тот момент, когда Генрих IV появился в дверях, мадемуазель де Монморанси случайно оказалась напротив него и, опять-таки случайно, подняла свой дротик, но сделала это с таким изяществом и с такой очаровательной улыбкой, что, хотя дротик так и остался в руках прелестной нимфы, Генрих IV был поражен им в самое сердце.
С этого времени придверник уже не закрывал дверь королевского кабинета, и его величество, которого уже куда меньше волновало, будет ли г-жа де Море участвовать в балете, позволил королеве действовать по ее собственному усмотрению. Вот тогда Генрих IV и упросил Бассомпьера отказаться от брака с красавицей Шарлоттой и задумал выдать ее замуж за принца де Конде, наклонности которого были ему известны и с которым он надеялся легко договориться.