Читаем Людовик XIV и его век. Часть первая полностью

Тотчас же вспыхнула всеобщая ненависть к Мазарини и Шавиньи, поскольку оба они стремились заполучить власть покойного кардинала, однако с этой ненавистью все слишком поторопились. Анна Австрийская унаследовала от своего мужа притворство, «это скверное, но необходимое свойство королей», по выражению г-жи де Мотвиль, и готовила второй День одураченных.

Впрочем, как раз в то время, когда все полагали, что Мазарини укладывает свои пожитки, чтобы вернуться в Италию, сам он, с безмятежным лицом и внешне совершенно спокойный, обедал вместе с Шавиньи, своим другом и товарищем по несчастью, как его называли тогда, у командора де Сувре, того, чье имя уже звучало в нашем повествовании в связи с затеянным Шале и герцогом Орлеанским заговором против жизни кардинала Ришелье.

Дружба между кардиналом Мазарини и Шавиньи существовала уже давно. Со времени своего приезда во Францию Мазарини весьма усердно обхаживал Бутийе, который был в величайшей милости у Ришелье, и Шавиньи, который слыл его сыном; оба они всеми силами поддерживали Мазарини, и кое-кто даже уверял, что лишь благодаря неоднократным и настоятельным просьбам, с которыми Шавиньи обращался к Ришелье, Мазарини получил кардинальскую шапку.

Итак, двое друзей, которые, по слухам, поклялись друг другу держаться сообща, независимо от того, хорошо или плохо сложится их дальнейшая судьба, отобедали у командора де Сувре, а после обеда сели играть в карты, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошел Беренген.

Увидев первого камердинера королевы, Мазарини догадался, что тот пришел с каким-то делом к нему. Поэтому он тотчас передал свои карты Ботрю и, не смутившись под пристальным взглядом Шавиньи, игравшего за тем же столом, повел Беренгена в соседнюю комнату.

— Монсеньор, — промолвил Беренген, — я пришел к вам с хорошим известием.

— С каким же? — бархатным голосом, холодно улыбаясь, спросил Мазарини.

— Дело в том, что ее величество настроена по отношению к вашему высокопреосвященству куда лучше, чем все полагают.

— И что же заставляет вас делать столь приятные для меня предположения, господин де Беренген?

— Разговор, который мне только что довелось услышать между ее величеством и господином де Бриенном, в котором она, по совету господина де Бриенна, высказалась за то, чтобы сделать вас первым министром.

Вопреки ожиданию вестника, улыбка, появившаяся было на губах кардинала, исчезла; лицо Мазарини вновь приняло холодное выражение, и его бесстрастный, но глубокий взор, казалось, проник в самое сердце Беренгена.

— Так вы слышали этот разговор? — произнес он.

— Да, монсеньор.

— И что же говорил Бриенн?

— Он говорил ее величеству, что поскольку ей необходим первый министр, то лучший выбор, который она может сделать, это вы, ваше высокопреосвященство, и не только потому, что вы опытны в делах, но и потому, что вы всей душой преданы королеве.

— Стало быть, Бриенн ручался за мою преданность? — поинтересовался Мазарини.

— Он говорил, что, по его твердому убеждению, такая великая милость взволнует ваше высокопреосвященство и, поскольку ничто так не привязывает благородные сердца, как признательность, ее величество безусловно может рассчитывать на вас.

— И что же ответила на это королева? — спросил Мазарини.

— Ее величество опасается, что вы, ваше высокопреосвященство, уже взяли на себя определенные обязательства.

Мазарини улыбнулся.

— Благодарю вас, господин де Беренген, — сказал он, — и верьте, что при случае я вспомню о том, что вы потрудились принести мне эту добрую новость.

И он сделал шаг, чтобы вернуться в зал, где шла игра.

— Это все, что вашему высокопреосвященству угодно было мне сказать? — спросил Беренген.

— А что, по-вашему, я еще должен вам сказать?.. Вы сообщили мне, что подслушали разговор, в котором королева обнаружила добрые намерения в отношении меня. Кроме вас, мне некого за это благодарить, и я вас благодарю.

Беренген понял, что Мазарини, опасаясь, несомненно, какой-нибудь ловушки, решил держаться осторожно; он осознавал, какой великой милостью вскоре будет пользоваться хитрый итальянец, и предвидел, что уже на следующий день найдется целая толпа желающих пристроиться к его фортуне, а потому он решил прямо теперь встать на его сторону.

— Послушайте, монсеньор, — сказал он, — я буду откровенен с вашим высокопреосвященством: я пришел не по собственному побуждению.

— Ах так! — воскликнул Мазарини. — От чьего же имени вы пришли?

— Я пришел от имени королевы.

Глаза будущего министра засветились радостью.

— Ну тогда другое дело, — промолвил он. — Говорите, дорогой господин де Беренген, говорите!

Беренген поведал Мазарини, что сам он не слышал беседы королевы с г-ном де Бриенном, однако беседа эта действительно имела место, и ее полностью пересказала ему ее величество.

— В таком случае, — заметил Мазарини, — сама королева поручила вам отправиться ко мне?

— Лично она, — ответил Беренген.

— Вы говорите правду?

— Слово дворянина! Королева желает знать, может ли она положиться на вас и, если она поддержит вас, поддержите ли вы ее?

Перейти на страницу:

Все книги серии История двух веков

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза