Людовик XIV и его век. Часть первая

Шавиньи возвратился к министру и через несколько дней привез королю подлинник договора с Испанией.

В ту минуту, когда Шавиньи вошел, Людовик XIII беседовал с Сен-Маром. Шавиньи спокойно приблизился к королю, как если бы явился к нему с обычным визитом, но, разговаривая с его величеством, тихонько потянул его за полу платья. Он поступал так всегда, когда ему нужно было сообщить королю нечто особенное.

Людовик XIII тотчас же повел его в свой кабинет.

На этот раз Сен-Мар начал ощущать некоторое беспокойство и хотел последовать за королем, но Шавиньи весьма многозначительным властным тоном заявил ему:

— Господин Главный, мне нужно кое-что сказать его величеству.

Сен-Мар посмотрел на Людовика XIII и поймал на себе один из тех жестоких взглядов, какие были присущи королю; предчувствуя свою гибель, он устремился к себе, чтобы взять деньги и бежать. Но едва маркиз вошел в дом, как у его входных дверей появились стражники, и у него хватило времени лишь на то, чтобы выйти через заднюю дверь в сопровождении своего камердинера Беле, который спрятал его у одной девушки, своей любовницы, придумав для ее отца первый попавшийся предлог, чтобы славный горожанин согласился укрыть у себя незнакомого дворянина.

Вечером г-н де Сен-Мар приказал одному из своих слуг пойти посмотреть, не остались ли открыты какие-либо городские ворота, через которые он мог бы выйти из Нарбонны. То ли по лени, то ли из страха слуга плохо выполнил данное ему поручение и, вернувшись, сказал своему господину, что все ворота заперты; однако это была ложь, ибо, по случайному совпадению, в ту ночь одни ворота оставались все время открытыми, чтобы пропустить кортеж маршала де Ла Мейре, прибытие которого ожидалось с минуты на минуту. Так что Сен-Мар был вынужден остаться в Нарбонне.

На другое утро отец девушки вышел из дома, направляясь к обедне, и услышал, как под звуки трубы глашатай выкрикивает, что любой, кто выдаст господина Главного, получит в награду сто золотых экю, тогда как, напротив, любой, кто его укроет, подвергнется смертной казни.

«Эге, — сказал себе тогда горожанин, — а не тот ли это дворянин, что находится в моем доме?»

Подойдя к глашатаю, он попросил еще раз прочитать приметы беглеца и, убедившись, что разыскиваемый человек это действительно тот самый дворянин, который укрылся в его доме, в ту же минуту отправился донести на него и привел с собой стражников, которые арестовали маркиза.

Подробности суда над г-ном де Сен-Маром и его смерти настолько известны, что мы не будем их здесь повторять. Господин де Ту, как и сказал ему Фабер, вступил на плохую дорогу, но, по крайней мере, он благородно прошел по ней до самого конца и в пятницу 12 сентября поднялся на тот же эшафот, что и его друг, которого он не пожелал ни предать, ни покинуть.

Но прожить кардиналу после своего торжества предстояло лишь очень недолго. Вернувшись в Париж в достославных дорожных носилках, которые несли двадцать четыре человека и на пути которых приходилось проламывать городские стены и разрушать дома, Ришелье приказал доставить его в Рюэль, где ему стало лучше, и велел Жюифу, своему врачу, закрыть ему свищ. После долгих возражений, которые Жюиф счел своим долгом высказать, он повиновался, но в тот же день заявил академику Жаку Эспри, что его высокопреосвященство долго не протянет.

Ссора, происшедшая между королем и кардиналом, ускорила, по всей вероятности, кончину Ришелье. Произошла эта ссора из-за г-на де Тревиля, капитана мушкетеров, г-на дез Эссара, его зятя, г-на де Тийаде и г-на де Ла Саля, которых Ришелье считал своими врагами; он до того изводил короля, что 26 ноября трое последних получили отставку, однако при этом Людовик XIII пожелал, чтобы их должности остались незамещенными. Такое противодействие короля вывело кардинала из себя, ибо он понял, что все ожидают его скорой смерти и, когда она последует, эти трое офицеров тотчас же вновь вступят в свои должности. И тогда он набросился на г-на Тревиля, которого король предал в свой черед и которому он через посредство одного из своих приближенных 1 декабря объявил об отставке, в то же самое время велев передать ему, что благорасположение короля к нему продолжится, призвав его отправиться служить в Италию и пообещав, что предстоящая ему отлучка будет недолгой. Тревиль уехал в тот же день, и король не скрыл от г-на де Шавиньи и г-на де Нуайе, что лишь из-за назойливых просьб кардинала, желая иметь покой в течение тех немногих дней, какие им еще предстояло оставаться вместе на этом свете, он пошел на эту уступку и удалил от себя четырех вернейших своих слуг.