Читаем Людовик XIV и его век. Часть первая полностью

Лапорт ответил, что он готов умереть, служа королеве. Анна Австрийская поблагодарила его, назвала своим спасителем, отдала ему все деньги, какие у нее были, и он отправился в ту же ночь.

Лапорт прибыл в Куаффи в то самое время, когда войска выходили оттуда; лорд Монтегю находился среди солдат, сидя верхом на низкорослой лошади, и выглядел свободным, но был без шпаги и без шпор. Мало того что его препровождали в Париж открыто и днем, лотарингская армия была к тому же заранее извещена, что, когда пленник покинет замок, будут произведены два пушечных выстрела, чтобы дать ей знать об этом. Так что она могла бы, будь это угодно ее герцогу, постараться помешать походу. Пушечные выстрелы, действительно, раздались; французские отряды даже остановились и построились в боевом порядке, давая лотарингцам время ввязаться в бой; но те остались в местах своего расположения, и французские отряды общей численностью в восемьсот или девятьсот конников под командованием г-на де Бурбонна и г-на де Булоня, его тестя, продолжили свой путь к Парижу.

Лапорт по прибытии в Куаффи занял свое место между товарищами, но, поскольку всем было известно, что его отпуск не окончился, барон де Понтьё, знаменщик отряда, один из приверженцев Анны Австрийской, догадался, что Лапорт досрочно вернулся по причине куда более важной, чем желание присутствовать при эскортировании пленника. Он даже высказал это прямо во время марша Лапорту, а так как Лапорт знал о преданности барона де Понтьё королеве и понимал, что тот понадобится ему для того, чтобы приблизиться к лорду Монтегю, то, не открываясь барону полностью, он дал ему понять, что подозрения его не так уж далеки от истины. Господину де Понтьё, видевшему, что Лапорт желает оставить при себе тайну, которая явно не была его собственной, достало скромности ни на чем более не настаивать.

Однако в тот же вечер он удержал Лапорта у себя, не отпуская его ночевать там, где встал на постой весь остальной отряд, и полагая, что такое пребывание по соседству с ним скорее даст Лапорту возможность приблизиться к пленнику.

И в самом деле, желая доставить развлечение лорду Монтегю, с которым, несмотря на его пленение, обращались как со знатным вельможей, г-н де Бурбонн и г-н де Булонь каждый вечер приглашали офицеров играть с ним в карты. Лапорта, входившего в число офицеров, приглашали вместе с другими, и он никогда не упускал случая принять участие в этих собраниях.

В первый же день лорд Монтегю, видевший Лапорта во время путешествия герцога Бекингема во Францию, узнал его и, поскольку тот был известен ему как один из самых преданных слуг королевы, понял, что этот человек находится здесь с каким-то особым поручением. И потому в какой-то момент Монтегю устремил взгляд на Лапорта, и, когда тот вполне непринужденно обернулся в его сторону, они обменялись взглядами, которых не заметил никто, кроме барона де Понтьё, еще более укрепившегося после этого в своем убеждении, что Лапорт приехал, чтобы попытаться вступить в сношения с пленником.

Чтобы помочь, причем скрытно, насколько это было в его силах, стараниям такого преданного слуги, г-н де Понтьё однажды вечером, когда недоставало четвертого, чтобы сыграть партию с лордом Монтегю, указал на Лапорта, который с готовностью принял предложенное ему за карточным столом место. Как только он сел, его нога столкнулась с ногой Монтегю, и это дало ему понять, что лорд узнал его. Лапорт, со своей стороны, употребляя тот же язык, постарался убедить пленника держаться начеку; затем, посредством понятных только им фраз, они посоветовали друг другу быть как можно внимательнее.

И в самом деле, никакой возможности переговариваться у них не было, но они могли переписываться. Не переставая играть, Лапорт перекатывал по столу карандаш, которым отмечали очки, и милорд Монтегю незаметно для всех завладел им.

На другой день игра возобновилась; Лапорт, как и накануне, занял место между пленником и бароном де Понтьё; по другую сторону стола сидел г-н де Бурбонн собственной персоной.

Тасуя карты, Лапорт умышленно выпустил из рук часть колоды, и она упала на пол. Проявляя учтивость, лорд Монтегю поспешил нагнуться, чтобы помочь Лапорту исправить допущенную им оплошность, и одновременно с картами поднял записку, которую он незаметно сунул в карман.

На следующий день лорд Монтегю, отличавшийся необычайной приветливостью, пошел навстречу Лапорту, едва заметив его, и протянул ему руку. Лапорт поклонился в ответ на такую вежливость и ощутил, что, пожимая ему руку, милорд сунул в его ладонь ответ на вчерашнюю записку.

Ответ был самый успокоительный. Лорд Монтегю утверждал, что он не получал от Бекингема никаких писем к королеве и что ее имя никак не упоминалось в изъятых у него бумагах; заканчивал же он уверением, что королева может быть спокойна и что он скорее умрет, чем скажет или сделает то, что может доставить неприятность ее величеству.

Перейти на страницу:

Все книги серии История двух веков

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза