Людовик XIV и его век. Часть первая

Между тем предстояло еще завершить одно важное дело в Блуа. Король отправился в этот город, оставив губернатором Парижа на время своего отсутствия графа Суассонского. В Орлеане королева-мать и герцог Анжуйский присоединились к его величеству. Кардинал, сославшись на болезнь, выехал раньше, передвигался короткими переездами и, вместо того чтобы остановиться в Блуа, удалился, как всегда стремясь к покою и отдыху, в Борегар, прелестный небольшой домик, находившийся в одном льё от города.

Спустя несколько дней после того, как король прибыл в Блуа, туда в свой черед прибыли великий приор и герцог Вандомский. В тот же вечер они отправились к королю, чтобы изъявить ему свое почтение. Король принял их чудесно и предложил им поучаствовать в охоте, которая должна была состояться на следующий день; однако братья отказались, приведя в извинение усталость от пути, который они проскакали во весь опор. Король обнял их и пожелал им хорошего отдыха.

На другой день, в три часа утра, оба они были арестованы прямо в своих постелях и препровождены в качестве пленников в замок Амбуаз, в то время как герцогиня Вандомская получила приказ удалиться в свой замок Ане.

Король неукоснительно сдержал свое слово: герцогу Вандомскому причинили не больше вреда, чем великому приору, поскольку их арестовали вместе и препроводили в одну и ту же тюрьму.

Со стороны кардинала это было объявлением войны — неожиданным, но открытым и решительным; и потому Шале тотчас бросился к его высокопреосвященству, чтобы потребовать исполнения данного им обещания. Однако кардинал заявил, что он никоим образом не нарушил своего обещания, так как господин великий приор и господин де Вандом арестованы не потому, что они принимали участие в заговоре Флёри, а из-за того, что они давали дурные советы господину герцогу Анжуйскому: один устно, а другой письменно.

Шале не был обманут этим ответом и потому, то ли вследствие угрызений совести, то ли вследствие присущего ему непостоянства, стал искать кого-нибудь, кто согласился бы передать кардиналу, что тот не должен более рассчитывать на него и что он берет назад свое слово. Командор де Балансе, к которому он сначала обратился, отказался принять на себя это поручение, предостерегая Шале, что тот становится на путь, ведущий к тюремному заключению, а возможно, и к чему-нибудь похуже. Но Шале не принял в расчет этого мнения и письменно уведомил кардинала, что оставляет его.

Спустя несколько дней его высокопреосвященству стало известно, что Шале не только снова присоединился к партии герцога Анжуйского, но и возобновил отношения с г-жой де Шеврёз, своей бывшей любовницей.

С этого времени Шале была заранее уготована роль искупительной жертвы.

Между тем герцога Анжуйского чрезвычайно встревожил арест его братьев-бастардов, и, начав бояться за самого себя, он, по-видимому, действительно стал искать убежище за пределами Франции или, по крайней мере, в какой-нибудь крепости Французского королевства, под защитой стен которой он мог бы оказывать сопротивление кардиналу и диктовать свои условия, как это уже не раз делали господа принцы, после каждого восстания появлявшиеся при дворе еще богаче и могущественнее, чем прежде.

И тут Шале предложил герцогу Анжуйскому себя в качестве посредника в переговорах как с недовольными вельможами, командовавшими крепостями во Франции, так и с иностранными государями.

И в самом деле, он написал одновременно маркизу де Ла Валетту, исполнявшему обязанности губернатора Меца, графу Суассонскому, исполнявшему обязанности губернатора Парижа, и маркизу де Легу, фавориту эрцгерцога, в Брюссель.

Ла Валетт ответил отказом, но вовсе не из-за того, что он не был недоволен Ришелье, на которого у него самого были причины жаловаться, а потому, что он не был склонен вступать в заговор, имевший целью расстроить брак мадемуазель де Монпансье, его близкой родственницы, с сыном короля Франции.

Граф Суассонский послал к герцогу Анжуйскому некоего Буайе, который от его имени предложил принцу пятьсот тысяч экю, восемь тысяч пехотинцев и пятьсот конников, если тот пожелает немедленно покинуть двор и присоединиться к нему в Париже.

Что же касается г-на де Лега, то мы скоро увидим, каков был итог начатых с ним переговоров.

Между тем Лувиньи, младший сын в семье Грамонов, попросил Шале послужить ему секундантом на дуэли со старшим сыном герцога д’Эпернона, графом де Кандалем, с которым он поссорился из-за герцогини де Роган: оба они были влюблены в нее.