Услышав такой приказ, г-жа де Отфор упала на колени, молитвенно сложив ладони и призвав в свидетели Господа, что все сказанное и сделанное ею имеет целью вящую славу королевы; однако королева ничего не отвечала ей, и г-жа де Отфор, которая за эти годы должна была привыкнуть к опале, поняла, что ее участь решена, и вышла из комнаты. И действительно, на следующий день регентша послала сказать ей, чтобы она удалилась и забрала с собой мадемуазель д’Эскар, свою сестру.
Что же касается маркизы де Сенсе, то ей с самого начала стало понятно, как ко всему этому следует относиться; она просила, чтобы ее сделали герцогиней, но кардинал отделался обещаниями, которые он никогда не выполнял; затем она просила, чтобы ее внукам дали титул принцев, ибо они носили имя де Фуа, но и в этом ей было отказано. Тем не менее она оставалась при дворе, хотя никто не мог сказать, хорошо ей там было или плохо; но вот что можно было сказать наверняка и без опасения ошибиться, так это то, что никакого влияния у нее там уже не было.
Вот так и рассыпался этот знаменитый заговор Кичливых, которым пришлось увидеть, как вследствие ареста их вождя и разгона его сообщников все их надежды рухнули за несколько дней.
Мазарини остался единственным и всемогущим повелителем короля, королевы и Франции.
XII. 1643–1644
Между тем победитель при Рокруа прибыл в Париж.
Кардинал считал дружбу с ним столь важной для себя, что, прикрывая свое собственное злопамятство необходимостью сохранения этой дружбы, он шаг за шагом добился от королевы публичного извинения, принесенного г-жой де Монбазон принцессе де Конде, затем ареста герцога де Бофора, затем ссылки герцога Вандомского, герцогини Вандомской и герцога де Меркёра, затем опалы герцогини де Шеврёз, затем увольнения г-жи де Отфор и затем, наконец, отставки графа де Ла Шатра, командующего швейцарской гвардией.
Герцог Энгиенский, по всей вероятности, счел извинение, принесенное г-жой де Монбазон, неравносильным обиде, причиненной его сестре. Но, зная, что герцог де Бофор был причастен к этой обиде, он намеревался потребовать у него удовлетворения. Однако этим замыслам не суждено было осуществиться, так как по приезде в Париж ему стало известно, что герцог де Бофор арестован. Следовательно, не осталось ни одного врага, с которым первый принц крови мог бы скрестить шпагу, и было решено перепоручить дуэль тем, кто входил во второй ряд противников.
Напомним, что имя графа де Колиньи, внука адмирала Колиньи, убитого в Варфоломеевскую ночь, было замешано во всю эту историю. Утверждали, что это из его кармана выпали письма, которые приписали г-же де Лонгвиль. Так что, когда графу де Колиньи стало известно, что вследствие отсутствия достойного противника герцог Энгиенский отказался от личного мщения, он, побуждаемый герцогиней де Лонгвиль, попросил у него позволения вызвать на дуэль герцога де Гиза, который открыто принял сторону герцогини де Монбазон и, как поговаривали, занял в ее сердце то место, какое прежде принадлежало герцогу де Бофору.
Этот герцог де Гиз, имя которого мы произносим во второй раз, был, со своей стороны, внуком великого герцога Генриха де Гиза, как граф де Колиньи был внуком великого Колиньи; он слыл одним из самых храбрых и, главное, мы бы сказали, одним из самых эксцентричных придворных вельмож, если такое слово можно приложить к тому времени. И потому мы просим у наших читателей позволения поговорить о нем несколько минут, прежде чем вывести его на сцену, на которой ему предстоит играть весьма причудливую роль.
Генрих Лотарингский, герцог де Гиз, граф д’Э, принц де Жуанвиль, пэр Франции и великий камергер Франции, родился в Блуа 4 апреля 1614 года; так что в то время, к которому мы подошли, ему было двадцать девять лет.
С детства предназначенный к церковному поприщу, малолетний принц еще в колыбели получил четыре главных аббатства Франции и в пятнадцать лет уже был архиепископом Реймским. Но владение несметными богатствами и надежды на высочайшее положение лишь с крайним трудом обращали его мысли в сторону религиозных воззрений. Еще будучи очень юным, он уже шатался по улицам Парижа, облаченный в светское платье, и аббат де Гонди, встретив его однажды без тонзуры, в коротком плаще и со шпагой на боку, сказал о нем:
— Вот маленький прелат, принадлежащий к весьма воинственной церкви!