Любви больше нет

— Вот, значит, какие игрушечки ты даришь свои любовницам. Шикарно. Ну что ж мужик ты богатый, работаешь много, можешь себе позволить.

— Тась! — подрывается со своего места, в два шага огибает стол. Хватает меня за плечи, — это не то, что ты думаешь.

Подняв взгляд к потолку, я горько смеюсь:

— Ты подарил этой девке машину, и хочешь, чтобы я поверила, что между вами ничего нет?

Отбиваю от себя его лапы и отступаю на шаг назад. Мне невыносимо на него смотреть, сердце заходится в агонии.

— Тася!

— Да что Тася? Что? — срываюсь.

— Я… — замолкает. Взгляд бегает.

Я смотрю на него, захлебываясь горечью

— Ну ты даешь Кирсанов. Был так уверен, что не попадешься, что даже не озаботился достойной легендой? Помочь? Накидать варианты? Например, можешь сказать, что это служебная машина. Или, что ты таким образом отмываешь незаконно полученные деньги. Или что это благотворительная помощь бедной красноволосой девочке с большими грустными глазами и сложной судьбой. Выбирай, что тебе больше нравится.

У него на скулах играют желваки, взгляд такой, что в нем утонет сама бездна.

— Что же ты молчишь? Фантазируй быстрее, пока мне еще интересно выслушать тот бред, который ты выдашь.

Макс снова берет меня за плечи, сжимает, пронзительно заглядывая в глаза, без слов умоляет о чем-то, но я не хочу вникать. Не хочу понимать

Я хочу, чтобы перестало болеть. Я желала этой боли, она мне не нужна.

Но она есть и с каждым мигом все сильнее сводит меня с ума.

— Ну же! Скажи еще раз, что у вас ничего не было! Включи обиженного и незаслуженно оскорбленного. Давай! Скажи, что не знаешь, что она выдумала, и вообще не в курсе кто это такая! Скажи!

Он молчит. И это молчание красноречивее самых громких слов.

Оно убивает меня. Отъедает кусок за куском оставляя после себя обугленные изъеденные раны.

Глава 17.3

— Отпусти меня, Кирсанов, — хриплю и пытаюсь скинуть с себя его руки, — не смей прикасаться ко мне своими грязными лапами.

— Тася!

— Не смей! — толкаю его в грудь, а он вместо того, чтобы отпустить, притягивает к себе и обнимает, так крепко, что не продохнуть.

Я кусаю его. Зло и со всей дури. Наверняка останется синяк, но мне насрать. Я хочу сделать ему больно, наказать за ту боль, что вынуждена сама испытывать по его вине.

Он охает и разжимает руки, а я, снова толкнув его в грудь, отпрыгиваю в сторону.

— Никогда. Не смей. Меня. Трогать, — цежу по слогам, — и приближаться не смей.

Он делает шаг ко мне, смотрит так измученно, что у меня екает под коленями.

— Не могу, Тась. Не могу. Я люблю тебя.

— Можешь подтереться своей любовью. Ей грош цена. Пустые слова. Ты пустой! Предатель!

Он вздрагивает, будто я ударила его. А мне мало, мне чертовски мало, я продолжаю выплескивать то, что до поры до времени бурлило внутри

— Ты! Предатель! И трус! — всхлипываю, — я презираю тебя за это. Слышишь? Презираю!

— Пожалуйста, послушай меня…

— Какой смысл, Максим? — стону, прикрыв лицо руками, — какой смысл?! Ты врал все это время! Выкручивался, обманывал, а на самом деле все это время трахался с ней у меня за спиной! А потом…Потом приходил ко мне! Обнимал, как ни в чем не бывало! Прикасался… ненавижу!

— Да нет же! Все не так!

Отнимаю руки от лица, смотрю в глаза уже почти бывшему мужу и полыхаю:

— А как, Кирсанов? Как? Хочешь сказать, что не спал с ней? Что она не твоя любовница?

Он с рычанием сметает папку со стола. Его бомбит. Меня тоже.

— Скажи Макс. Скажи прямо сейчас, глядя мне в глаза, что ты не спал со своей драгоценной «коллегой»

Вбивает в меня волчий взгляд, дышит как загнанный:

— Ты спал с ней?

— Я … блин… Тась…

— Спал?! — перехожу на крик, и мне плевать, что нас могут услышать.

Жизнь раскалывается в дребезги, так какая разница услышит нас кто-то или нет.

— Ответь на мой вопрос, Кирсанов. Ты. С ней. Спал?

Он надсадно сглатывает, набирает воздуха полную грудь, а потом сдувается. Угасает прямо на глазах, становясь тенью самого себя.

У меня сейчас сердце разорвется.

Боже, дай мне сил.

— У нас… было. Один раз. После того, как заключили крупную сделку. На адреналине накрыло, ну и… — наконец, признается он.

У меня обрывается внутри. Одно дело подозревать, и совсем другое, когда тебе признаются в глаза, не оставляя поля для маневра. Ломают чудовищной необратимостью.

— Отметили, значит, — горько усмехаюсь я, — и как? Понравилось? Ты повез ее в номера или на романтическую прогулку? Или…

Перехватываю его быстрый злой взгляд.

— О, Боже… это было прямо здесь, да? — голос меня подводит, — на этом самом столе?!

Отшатываюсь.

Макс тянет ко мне руки, но меня передергивает от одной мысли о том, что он может прикоснуться.

— Не тронь меня!

— А-а-а, — он рычит, закрывшись ладонями в волосы, — Тась, ну прости меня. Дурак я. Накрыло на ровном месте, я сам не знаю, как так получилось.

— Я тебе скажу, как получилось. Увидел, захотел. Потом победил на сделке и решил, что имеешь право. Что заслужил!

Мрачнеет еще больше, подтверждая мои слова.

— Скажи, а тот скандал, что случился из-за чулок, это уже были отголоски твоих сексуальных фантазий?

— Я не знаю, — обессилено произносит он.