Любви больше нет

— Не отвертится, — соглашаюсь, а внутри душа на осколки крошится.

— Он охреневший, этот твой Кирсанов! Просто охреневший. Понимаешь?!

— Понимаю.

Последнее слово уже шепотом и через силу. Подруга затыкается, тяжело дышит в трубку, а потом произносит:

— Прости меня, пожалуйста, Тась. Не смогла я смолчать. Рвет просто.

— Спасибо, Марин. Хорошо, что ты сказала…

— Ты это… не расстраивайся сильно. Не убивайся из-за него. Если на всяких шалав семью променять готов, то и не достоин, чтобы быть рядом с тобой.

Я закрываю глаза:

— Наверное

— Если, что приходи. На ночь, на неделю. На сколько хочешь. Приходи, не стесняйся.

Она отзывчивая и всегда готова поддержать. От этого еще горче:

— Спасибо, Марин. Я позвоню.

Медленно отнимаю телефон от уха. Скольжу им по щеке и ниже. Кладу на стол.

Ну вот и все. Приехали.

Глава 17.2

Кофе я все-таки допиваю. Смотрю в окно на проезжающие мимо машины и пытаюсь найти в себе спелость заглянуть во входящие сообщения.

И страшно оттого, что не справлюсь, не выдержу. Мне уже нестерпимо больно и плохо, хотя я еще не видела того, что прислала подруга.

Кофе невкусный. Холодный. И в душе с каждым мигом становится все холоднее.

В какой-то момент я понимаю, что с меня хватит, что тянуть дальше нельзя и порывисто хвастаюсь за телефон, намереваясь сдохнуть здесь и сейчас,

Маринины сообщения идут в мессенджере верхней строкой, и я открываю их, не позволив себе передумать.

Там фотки. На первой документ, подтверждающий покупку, а дальше Кирсанов и красноволосая «коллега». Смотрит на него, чуть не облизываясь, улыбается. И стоит непростительно близко, едва ли не касаясь грудью в строгом декольте.

Красивая сука. Из той породы женщин, которым охрененно идут деловые костюмы, и в которых они умудряются выглядеть далеко не скучно, а совсем наоборот.

У меня щемит.

На одной из фоток мне даже кажется, что Кирсанов приобнял ее за плечи.

— Свинья.

Смахиваю сообщения и переворачиваю телефон экраном вниз, не в силах смотреть на мужа рядом с другой женщиной. Кто же знал, что это будет так мучительно?

Кто же знал…

Больше нет смысла искать оправдания и откладывать разговор. Нет смысла играть в понимание или прятать голову в песок, как зажравшийся страус.

Настало время заглянуть ему в глаза, загнать в угол и потребовать ответа.

По дороге к Кирсанову я заскакиваю в первый попавшийся салон печати, вывожу на бумагу самый колоритные фотографии, покупаю папку, в которые их складываю. Как досье, доказательство предательства.

Максу не звоню, не предупреждаю о своем приезде. Не хочу, чтобы он заранее подготовился к моему приходу, выставил защитные стены и спрятался за ними как самый настоящий трус.

Я хочу видеть его глаза, когда он встретит меня, хочу прочувствовать тот момент, когда он заглянет в папку и осознает, что все, вранье закончилось. Шах и мат

Дорога занимает больше времени, чем обычно. Я собираю все светофоры на своем пути, да и еду не по прямой, а окружными дорогами. Не хочу, но тяну время перед сложным разговором. Я его боюсь.

Внутрь захожу без проблем, рассеянно кивая знакомым охранникам. Поднимаюсь на лифте и по коридору иду к кабинету Максима. Мне кажется, что с каждым шагом он растягивается все больше и больше, а заветная дверь стремительно отдаляется.

А потом хоп! И я уже стою перед ней. Разобранная, испуганная, потерявшая ориентиры в этой жизни.

В приемной меня встречает его верная помощница. Я киваю ей, и прежде, чем успеваю сказать хоть что-то, она сообщает мужу о моем приходе.

Ну и ладно. Отступать все равно некуда. Мы на грани полного повала.

Я без стука захожу в кабинет и тут же напарываться на встревоженный взгляд. До того, как Кирсанов успевает накинуть маску, в этом взгляде проскакивает страх.

— Тась, — муж поднимается из-за стола и неуверенно улыбается, — ты не предупреждала, что придешь.

Растерян, не знает, чего от меня ждать и как реагировать.

А мне тошно. Настолько, что хочется сбежать и больше ни о чем, никогда не вспоминать.

— Не переживай, Кирсанов. Я надолго тебя не задержу, — неспешно подхожу ближе, — ответь мне на один вопрос. Чем ты занимался вчера днем?

Я еле дышу, а он уже взял себя в руки и улыбается:

— Ты же знаешь, работал.

— Весь день?

— Да, — врет, разрушая остатки того, что было между нами, — а почему ты спрашиваешь?

Я молча выкладываю папку на стол и кончиками пальцев подвигаю к нему.

— Что это?

— Сам посмотри.

Макс хмурится. Опускает взгляд на папку, потом снова поднимает на меня. Я киваю еще раз.

Смотри давай, наслаждайся.

Макс открывает ее, пробегает взглядом по первой странице с документом, потом нервно перелистывает страницы дальше. И бледнеет, понимая, что все. Попался.

— Что? — сипит, — Откуда это у тебя?

— Ты был так увлечен своей… коллегой, что не заметил Марину. Помнишь ее? Подружка моя. Она в том салоне работает.

У него дергается щека:

— Тась…

Я подтягиваю папку к себе ближе и открываю на фотографию, где они вдвоем стоят рядом с машиной, и Алекса склонила голову, будто положив ее на плечо моему мужу: