Любовники. Плоть

В то же время и его самого «лечил» Фобо. Почти ежедневные разговоры с эмпатом поселяли в нем сомнения в религии и науке гавайцев. Фобо прочел жизнеописания Исаака Сигмена и изборник «Ворфо»: «Пред-Тору», «Западный Талмуд», «Пересмотренные Писания», «Основы сериализма», «Время и теология», «Личность и мировая линия». Комфортно устроившись за своим столом, со стаканом жукосока в руке, кувыркун подвергал сомнению математику даннологов. Хэл настаивал, Фобо опровергал. Он указывал, что в основе этой математики ложные допущения, что рассуждения Данне и Сигмена покоятся на подпорках ложных аналогий, метафор и притянутых за уши интерпретаций. Уберите эти подпорки – и конструкция рухнет.

– Кроме всего прочего, – говорил Фобо, – позволь мне указать еще на одно из доброго десятка противоречий, скрытых в вашей теологии. Вы, сигмениты, верите, что каждая личность ответственна за все, что с ней происходит, и что никого, кроме себя, винить нельзя. Если ты, Хэл Ярроу, споткнешься вдруг об игрушку, брошенную моим беспечным ребенком – счастливое, счастливое дитя, избавленное от ответственности! – и оцарапаешь локоть, значит, ты сделал это потому, что хотел нанести себе вред. Если ты серьезно пострадал при «несчастном случае» – то это никакой не случай: ты сам согласился актуализовать потенциальность. Ты мог, напротив, согласиться с тем, что твоя личность не будет в этом участвовать, и таким образом актуализовать иное будущее.

Если ты совершаешь преступление, то значит, желаешь это сделать. Если ты попадаешься, то попадаешься не потому что был настолько глуп, что совершил преступление, и не потому, что полицейские умнее тебя или обстоятельства сложились так, что ты попался в руки – как же вы их зовете-то, – уззов? Нет, это происходит потому, что ты пожелал быть пойманным. Каким-то образом ты управляешь обстоятельствами.

– Если ты умираешь, умираешь потому, что хотел умереть, а не потому, что на тебя наставили пистолет и выстрелили. Ты умер, потому что пожелал перехватить эту пулю. Ты согласился с убийцей, что тебя можно убить.

– Конечно, такая философия, и такая твердая вера для Церства очень даже шиб, потому что избавляет Церство от любых претензий, если ему приходится пороть тебя или казнить или облагать несправедливым налогом или еще как-то обращаться с тобой, ограничивая твою свободу. Очевидно, если бы ты не желал быть выпоротым или казненным, или обобранным, или объегоренным, ты бы этого не допустил.

– Конечно, если ты не соглашаешься с Церством или пытаешься ему противостоять, это происходит потому лишь, что ты пытаешься реализовать какое-то псевдобудущее, из числа осужденных Церством. Тебе, индивидууму, ни в коем разе не победить.

– И все же слушай: ты так же веришь, что обладаешь совершенной свободой определить свое будущее. Но будущее уже определено, поскольку это сделал до начала времен Сигмен и все преотлично организовал. Брат Сигмена, Иудей Перемен, способен временно возмутить будущее и прошлое, но Сигмен в конце концов восстановит желанное равновесие.

– Позволь же мне задать вопрос и поставить его перед тобой: как можешь ты сам определять будущее, если оно давным-давно определено и предсказано Сигменом? Из этих двух состояний может быть верным либо одно, либо другое, – но не оба.

– Отвечу, – сказал Хэл. Лицо у него горело, грудь будто придавил тяжелый камень, руки тряслись. – Именно этот вопрос я не раз обдумывал.

– А ты спрашивал у кого-нибудь?

– Нет, – ответил Хэл, захваченный врасплох. – Нам, конечно, дозволено задавать вопросы нашим учителям. Но этого вопроса не было в списке.

– Не хочешь ли сказать, что все вопросы занесены в заранее составленный список, который вас ограничивает?

– А почему нет? – зло огрызнулся Хэл. – Этот вопросник составлен для нашего же блага. У Церства долгий опыт – оно знает, какие вопросы обычно задают учащиеся, и поэтому создало список для тех, кто медленнее соображает.

– Медленнее соображает – это верно, – сказал Фобо. – И я полагаю, что не вошедшие в список вопросы были сочтены слишком опасными, чересчур провоцирующими нереалистическое мышление?

Хэл с несчастным видом кивнул. А Фобо продолжал свое безжалостное препарирование. И хуже того, намного хуже всего, что уже было сказано, он перешел к прямой атаке на священнейшую из священных – личность самого Сигмена.

Он сказал, что жизнеописания Предтечи и его теологические работы открывают его непредвзятому читателю как мужчину сексуально фригидного и ненавидящего женщин, носителя комплекса Мессии с параноидальными и шизофреническими тенденциями, время от времени прорывающимися через ледяную оболочку религиозно-научной горячкой и кипящей фантазией.