Любовь (выдержки из произведений)

— Если избежишь дальнейшей участи бандита или полицейского, то станешь киноактёром, и женщины тебя будут просто обожать, — пообещала Ольга, чтобы как-то утешить мальчика, страдающего от пертурбаций собственного тела.

В конце концов именно она спасла его от доведённых до предела мук целомудрия. С тех пор, как Мартинес зажал его в подсобном помещении ещё в начальной школе, его не оставляли в покое страшные сомнения насчёт своей мужественности. Он перестал тесно общаться с Эрнестиной Переда и с девочками вообще, даже в ходе игры в доктора, отчего знания юноши об этой загадочной стороне жизни оставались туманными и противоречивыми. Скудная информация, тайком полученная из библиотеки, лишь ещё больше встревожила его, потому что вклинилась в приобретённый на улице опыт, в шутки братьев Моралес и других друзей, в проповеди святого отца, в откровенные сцены из кино и ужасные вспышки его фантазии.

Молодой человек погрузился в одиночество, упорно отрицая перебои с сердцем и телесные волнения, пытаясь подражать целомудренным рыцарям Круглого Стола или героям Дикого Запада, но импульс мужской природы то и дело всё разрушал. Эта тупая боль и не имеющее названия смущение овладели им окончательно, если не сказать навсегда, пока он сам не положил конец своим мучениям. И не приди Ольга на помощь, молодой человек тронулся бы умом.

Женщина видела его рождение, была рядом с ним во все важные моменты детских лет, знала его, точно сына. И даже малейшие изменения в мальчике не ускользали от её глаз. Выводы, своевременно не сделанные при помощи здравого смысла, становились ясными благодаря её таланту волшебницы, основу которого составляли знание душ других людей, помогавшее наблюдать хорошее зрение, и доля наглости, с помощью которой она на ходу придумывала советы и предсказания. Но, чтобы увидеть беззащитность Грегори, никаких способностей к ясновидению не требовалось.

В то время Ольге уже было за сорок, приятные округлости молодого тела оплыли жиром, а кожу иссушили непостоянства цыганской жизни, но, несмотря на это, ещё сохранились изящество и стиль, ниспадающая на плечи рыжеватая грива, шорох юбок и резкий смех. Она так никуда и не уехала, но уже не занимала лишь одну комнату — она купила собственность, которую превратила в подобие храма, где целую комнату выделила под лекарства, намагниченную воду и все известные виды трав. В другой комнате она занималась лечебным массажем и абортами, а просторный зал отвела под сеансы по спиритизму, магии и гаданий.

Грегори она всегда принимала в комнате над гаражом. В тот день молодой человек был сильно истощён, и её снова взволновало грубое сострадание, которое она всё чаще испытывала к нему последнее время.

— В кого ты сейчас влюблён? — смеялась она.

— Я хочу уйти из этого гадкого места, — промямлил Грегори, подперев голову руками, сломленный врагом, расположенным внизу живота.

— Куда ты намерен идти?

— Да куда угодно, хоть к чёрту, мне всё равно. Здесь ничего не происходит, и совершенно нечем дышать, я задыхаюсь.

— Это проблема не квартала, а твоя. Ты задыхаешься в своей собственной шкуре.

Гадалка достала из шкафа бутылку виски, плеснула от души в его стакан и в свой, подождала, пока он выпьет, и налила ещё.

Молодой человек не привык к крепким напиткам. На улице стояла жара, окна были закрыты, а аромат от смеси ладана, лекарственных трав и пачули сгущал воздух. Он с содроганием вдохнул запах Ольги. В мгновение благотворного вдохновения эта бабища подошла к нему сзади и заключила в объятия, опустившиеся груди прижались к спине, покрытые безделушками пальцы вслепую расстёгивали рубашку, а он тем временем словно окаменел, парализованный и удивлением, и страхом одновременно.

Тогда же она принялась целовать его шею, засовывать язык в уши, шептать русские слова, исследовать тело умелыми руками. Она осмеливалась трогать там, где ещё никто и никогда его не касался, пока он сам, всхлипнув, не оттолкнул женщину, полетев со скалистого берега, не видя дна, сотрясаемый смесью страха и предвкушения блаженства. Он не знал, ни что он делал, ни зачем заставил себя вернуться к ней. Отчаявшись, он в спешке разорвал на ней одежду, напав на жертву, точно обуреваемое ревностью животное, катаясь в обнимку по полу, пинаясь и тем самым снимая брюки, прокладывая себе путь между нижних юбок.

Так, в порыве отчаяния, он всё глубже проникал в женское лоно и сразу же куда-то обрушивался с криком, попутно полностью опустошаясь так, словно во внутренних органах лопнула артерия. Ольга дала ему немного передохнуть на своей груди, почёсывая ему спину, как делала не раз, когда он был ребёнком, и, сочтя, что его начинает мучить совесть, просто встала и пошла закрыть шторы. И тотчас стала спокойно снимать порванную блузку и помятую юбку.

— Теперь я научу тебя тому, что нравится нам, женщинам, — сказала она, улыбнувшись в очередной раз. — Первое — не нужно торопиться, сынок…

(Из «Бесконечный план»)

Первая любовь

Первая любовь подобна оспе — она оставляет неизгладимые следы.

(Из «Дочь фортуны»)