Любовь (выдержки из произведений)

В два часа ночи, когда в городе все спали и лишь ночной туман разбавлял темноту, Хоакину Андьета удалось, подобно вору, проникнуть внутрь через террасу библиотеки, где разутая и в ночной рубашке его ждала Элиза, дрожа от холода и беспокойства. Она взяла его за руку и вслепую повела через весь дом в заднее помещение, где в огромных шкафах хранились вещи семьи, а в различных коробках — ткань для платьев и шляп, которыми мисс Роза пользовалась уже два года. На полу, завёрнутые в остатки холста, хранились аккуратно расправленные занавески гостиной и столовой, ожидая следующего сезона. Это место казалось Элизе самым безопасным и вдобавок удалённым от остальных комнат. В любом случае, в качестве меры предосторожности она добавила валерьянки в рюмочку анисовой водки, которую мисс Роза выпивала на ночь, и в стакан с бренди, который смаковал Джереми вместе с кубинской сигарой, раскуриваемой после ужина. Каждый сантиметр дома был ей знаком, она точно знала места, где скрипит пол, и каким образом открывать двери, чтобы те не скрипнули. Она могла провести Хоакина в полной темноте, доверяясь лишь собственной памяти, а он шёл за ней, покорный и бледный от страха, не обращая внимания на голос совести, очень похожий на голос матери, неумолимо напоминавший ему о кодексе чести порядочного человека. «Я никогда не поступлю с Элизой так, как поступил отец с моей матерью», — сказал он себе, держась за руку девушки и вслепую продвигаясь вперёд, зная, что здравый смысл ничем не поможет. Ведь он уже оказался во власти безудержного желания, не оставлявшего его в покое с тех пор, как он впервые её увидел. Тем временем Элиза металась между эхом раздававшимися в голове предупреждающими голосами и удивительными уловками инстинктивного порыва.

Она не имела чёткого представления о том, что именно произойдёт в комнате со шкафами, но заранее морально готовилась.

В доме семьи Соммерс, висящем в воздухе, точно плывущий по ветру паук, было невозможно сохранить тепло, несмотря на жаровни, которые слуги растапливали углём шесть месяцев в году. Простыни всегда оставались слегка влажными от постоянно дующего морского ветра, отчего приходилось спать, положив в ноги бутылку с горячей водой. Единственным тёплым местом была кухня, где никогда не остывала дровяная печь, эта огромная деревянная махина. Зимой скрипело дерево, расходились доски, и каркас дома, словно древний фрегат, вот-вот бы поплыл. Мисс Роза никогда не привыкнет ни к штормам Тихого океана, ни к подземным толчкам. Настоящие землетрясения, способные перевернуть мир с ног на голову, случались примерно каждые пять-шесть лет, и она всегда проявляла удивительное хладнокровие, а вот ежедневные жизненные встряски существенно портили ей настроение. Она никогда не хотела ставить фарфор и стаканы на полки практически на уровне пола, как поступали чилийцы, и когда мебель в столовой дрожала, а посуда падала, разбиваясь на куски, она во весь голос проклинала эту страну. На первом этаже располагалась кладовая, где Элиза с Хоакином любили друг друга на большом узле цветных кретоновых занавесок, которые летом заменяли висящие теперь в гостиной тяжёлые бархатные шторы зелёного цвета. Они занимались любовью, окружённые величественными шкафами, коробками со шляпами и узлами с весенними платьями мисс Розы. Не мешал ни холод, ни запах нафталина, потому что оба давно преодолели страх перед последствиями и не стеснялись собственной юношеской неуклюжести.

Они не знали, как заниматься любовью, но, ошеломлённые и смущённые, в полной тишине попутно придумывали всё сами, без особой сноровки ведя друг друга дальше и дальше. В двадцать один год он, как и она, был ещё девственником. В четырнадцать лет он решил стать священником, чтобы угодить матери. В шестнадцать, увлёкшись либеральными мыслями, объявил себя врагом церковников, но не выступал против религии в целом и предпочитал остаться целомудренным, пока не достигнет цели — увезти свою мать из многоквартирного дома. Этот поступок казался ему минимальной благодарностью за все бесчисленные жертвы с её стороны. Несмотря на девственность и ужасный страх быть застигнутыми врасплох, молодые люди сумели найти в темноте то, что искали. Они расстегнули пуговицы, развязали банты, откинули скромность и, обнажённые, расположились рядом, жадно хватая воздух и слюну друг друга.