Любовь с первой строчки (СИ)

Молодой парень-сосед давно выписан, его место занял мужчина лет 50-и. Он рассказал, что уже оперировался здесь, но из-за возникших осложнений пришлось лечь на повторную операцию. Рядом с ним постоянно находится жена, в палате они почти не бывают, сидят в холле у телевизора. Я как обычно, спрашиваю моего писателя о самочувствии, трусь щекой о его щеку, мурлычу что-то веселое, чтоб отвлечь его от грустных мыслей. Вижу на тумбочке желтый блокнот.

- Можно заглянуть?

- Можно, но ничего интересного ты в нем не найдешь.

И действительно, листы бумаги исписаны какими-то знаками, цифрами, английскими словами в скобках. Однажды я просматривала такой блокнот в больнице на Учебном, думала, что найду в нем конспект нового романа, но увидела лишь короткие английские слова, номера телефонов, инициалы... Я и тогда догадывалась, а сейчас убедилась, что таким образом мой писатель шифрует свои тексты.

- Ага, все закодировано. - я таинственно щурюсь.

Михаил Михайлович молчит, не подтверждает и не отрицает, а я довольная своим открытием, продолжаю листать блокнот.

В два часа дня идем в столовую обедать, а вечером, перед ужином - прощаемся. Михаил Михайлович провожает меня до лифта, целует: "Будь осторожна, не гоняй" "Завтра я не смогу приехать. Будете скучать?" "Да, буду скучать". Народ все подходит и подходит к лифту, но забитый до отказа, лифт не трогается, и на кнопки не реагирует. Чулаки стоит возле и смотрит на меня пристально. Неожиданно незнакомая молодая женщина обращается ко мне:

- Ой, я вас узнала, мы в поликлинике рядом сидели. А вашего мужа уже прооперировали?

- Да.

- И как? Все благополучно, все в порядке?

Я выхожу из лифта и обращаюсь к Чулаки:

- Лифт не работает, пойду пешком.

Мы снова прощаемся. Сбегая вниз по лестнице, вспоминаю слова незнакомой дамы.

Поздно вечером звонок от Нины. Сразу, сходу, без приветствия, голосом требовательным и угрожающе строгим, так учительница обращается с провинившейся ученицей:

- Аня, звонил Михаил Михайлович, у него пропал блокнот с записями, он очень расстроен, говорит, наверное это ты взяла, так что верни.

- Почему, на каком основании вы меня обвиняете?

- А почему ты повышаешь на меня голос?

Разговор не получается. От меня как будто требуют извинений или оправданий, но ни того, ни другого предоставить я не могу. Уснуть тоже не могу, все ворочаюсь, все думаю, куда же пропал злосчастный блокнот? Может быть, уборщица нашла на полу и выбросила, может он лежит за кроватью, под тумбочкой? Почему мой писатель обвинил меня, не поговорив со мной предварительно? Я плачу в подушку и долго не могу успокоиться, представляя, как Чулаки злится, быть может ругает меня последними словами.

Рано утром звонок: "Анечка, у меня все есть, чувствую себя хорошо, можешь не приезжать"

- Как не приезжать, а блокнот вы нашли?

- Не нашел, искал поверхностно, на четвереньки конечно не вставал.

- Срочно еду, чтоб встать на четвереньки и найти блокнот.

- Ну, я просто подумал...

...но я кладу трубку и на ходу одеваюсь. Блокнот нашелся быстро, с трудом вытаскиваю его из-за батареи, перевернутый вверх страницами, на белом фоне стен - он действительно трудно различим. Поднимаюсь с колен, отдаю блокнот писателю и с каменным выражением лица даю понять, что мне пора. Чулаки продолжает робко оправдываться:

- Анечка, я подумал, что все могло произойти случайно.

- Нет, не могло.

- Анечка, ты не так понимаешь, была бы ты мне чужой, я бы вовсе не стал ничего тебе говорить о пропаже.

Но я решительно направляюсь к выходу, распахиваю дверь, и... торможу. Только на секунду представляю, как я ухожу, захлопнув за собой дверь, а Чулаки остается сидеть в кресле......Один..

Возвращаюсь, беру писателя за руку и тихо произношу:

- Не хочу с вами ссориться, давайте все забудем.

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга. Долго, очень долго, молчим, в груди у меня бухает неровно, и так громко, что кажется, каждый удар может стать последним. Вовремя объявляют приглашение на обед. Чулаки встает первым, тянет меня за руку, - и мы выходим из палаты. Когда идем по коридору и когда едем в лифте - нежно сжимает мне пальцы. Уже в столовой слышу от него новость: впереди еще одна операция, третья по счету. "Врачи хотели на время отправить домой, чтоб долечивать глаз после Нового Года, но решили все доделать, а потом выписывать" А я-то хотела уйти и оставить его одного, ведь Нина еще болеет и не приходит.

В день операции я приехала рано. В оперблок, который находится на первом этаже, идем своим ходом. Там Михаилу Михайловичу дают одноразовую рубашку, брюки, бахилы и колпак на голову. Помогаю Михаилу Михайловичу одеться. Завязывая бахилы, замечаю:

- Вы сейчас похожи на хирурга.

- Да, здесь, в оперблоке мы уравнены с врачами во внешнем виде.

Домашнюю одежду забираю, целую моего писателя, и его уводят вглубь помещений.