Любовь с первой строчки (СИ)

И потом, когда несколько дней спустя, когда я радовалась, что все идет замечательно, организм стремительно поправляется, и дни за стенами больницы стоят такие теплые, почти летние, Михаил Михайлович вдруг некстати вспоминал: "А все же в реанимации лучше". Я негодовала: "Разве можно так говорить?!"

Наверное, стоило писать воспоминания, хотя бы ради того, чтоб понять: писатель устал, устал думать, раздваиваться, анализировать, он устал от самого себя.

Уже через день после операции Михаил Михайлович стал вставать и ходить, он мужественно переносил послеоперационные боли, ни на что не жаловался, а когда я стянула его живот полотенцем вместо бандажа, он удивился: "А так и вовсе замечательно". Я приезжала к нему почти каждый день, иногда поздно вечером тайком пробиралась через приемный покой, через запреты и кордоны, и до полуночи сидела рядом. Мы тихонько беседовали в полутемной палате, никто нам не мешал, даже сосед с бесчисленными трубками и капельницами, с его ворчанием на жену и бесконечными просьбами позвать сестру или врача.

Михаил Михайлович удивлялся своему новому состоянию и тому, что у него удалена почка.

- И почему заболела именно почка? Было бы понятно, если бы сердце, но от своих почек я такого не ожидал.

- Ну, вот и раскрыт секрет "Профессора странностей", - сообщаю я разочарованным тоном. - Оказывается, у моего писателя внутри такие же почки, и сердце, и все остальное как у обычных, земных людей.

- А ты думала, что у меня внутри?

- Как что? Конечно же, я была уверена, что у моего Ледяного Короля внутри микросхемы, электроника всякая.

- Вот было бы хорошо. Заменил плато - и опять здоров!

Целую моего писателя в щеку и вдохновенно шепчу:

- Я - твое горячее сердце, ты - мой холодный разум.

Чулаки неожиданно смеется. Я надуваю губы.

- Почему вы смеетесь? Знаете, - говорю сердито, - за 15 лет нашего знакомства вы мне только однажды сказали ласковые слова, и конечно же не помните, какие это слова. Напомнить?

Мой кумир смотрит на меня с любопытством.

- Однажды вы сказали мне: "Спасибо что позвонила"! - это самое ласковое, что я слышала от вас за все время нашего знакомства. А сейчас мой писатель будет лежать и мысленно ругать себя: "Какое непростительное легкомыслие! Разбрасываться такими фразами!"

Мой кумир улыбается, ему весело и я рада, что могу подтрунивать над ним, но ведь это было правдой: никогда в наши редкие встречи я не слышала от него "милая, хорошая, я ждал, я скучал, не уходи..." Все эти годы он оставался Ледяным Королем, с холодным, проницательным взглядом и бесстрастным лицом.

- Ну позови же врача, или сестру! - раздается истерически-злобный вопль соседа по койке. Мы оба вздрагиваем и с поэтических высот падаем на грешную землю, прямиком в прозаическую больничную палату. - Не видишь, капать перестало! Совсем не капает!

Несчастная женщина в очередной раз мечется возле своего мужа, пытаясь самостоятельно поправить сплетение урологических трубок.

- Позови медсестру, наконец! Пусть придет и отсосет, сил же нет терпеть!

Я непроизвольно хихикаю, Чулаки безмятежно улыбается, мы на время замолкаем, пока медсестра с инструментом, похожим на огромный шприц, производит соседу медицинские манипуляции.

Наверное никогда нам не было весело так, как в эти беззаботные, больничные дни.

Самочувствие Михаила Михайловича улучшалось с каждым днем, появился аппетит, интерес к тому, что творится за окном и в мире. Врачи уже говорят о выписке, и если б не субфебрильная температура, Михаил Михайлович был бы дома.

- Не спешите выписываться, пусть долечат, проведут курс антибиотиков.

- Я не спешу, - отвечает он, и в его мечтательно-отстраненном взгляде снова отражаются белоснежно-кафельные стены реанимации.

Однажды я, как обычно, сидела рядом и рассказывала моему кумиру о прошлых годах, прошлых мечтах. Мне казалось, он всегда присутствовал в моей жизни и я знала и любила его с самого рождения.

- А знаешь, о чем я много лет мечтала, знаешь?

Чулаки смотрит на меня искоса и недоверчиво, лицо его не выражает никакого интереса или эмоций. Тихо отвечает:

- Догадываюсь.

Мне смешно, я весело заглядываю ему в глаза, улыбаюсь:

- Нет, не догадываешься.

Чулаки молчит, мне кажется, я раздражаю его своей глупой болтовней и таинственным выражением лица.

- .. и не можешь догадаться. Много лет назад я видела виденье, а может быть сон, и теперь хочу, чтоб мой сон оказался реальностью, чтоб моя мечта сбылась. Хочешь, это произойдет сейчас, на твоих глазах, именно сейчас?

Чулаки по-прежнему молчит. Зная мой непредсказуемый нрав, он словно чего-то боится. Боится, что я его разочарую. Но любопытство не позволяет ему сказать "нет". Не дожидаясь ответа, я наклоняюсь над ним, снимаю очки и шепчу:

"Я давно хотела сделать вот так", - при этом целую его глаз, "и вот так", - целую в другой глаз, "и вот так", - целую в губы, чуть касаясь... "Вот и сбылась моя мечта. Приятно, когда мечты сбываются?"

- Да, - отвечает он чуть слышно.