Любовь с первой строчки (СИ)

- Сейчас приедет автотранспорт и вас отвезут на Учебный.

- Зачем, мы же на машине!

- Так полагается.

Так и поехали: Михаил Михайлович на скорой помощи, я - следом. Вскоре я отстала, заплутала в незнакомых мне Озерках, приехала в больницу с большим опозданием. На сердце у меня было тяжело, такое ощущение, будто шла я к цели долго буксуя по бездорожью, и уже шагнула на твердую почву, но почва ушла из-под ног, а цель оказалась изломана, исковеркана, и теперь впереди -- страх и неизвестность. Но еще теплилась надежда: вдруг произошла ошибка, вдруг после нового обследования, врачи не найдут ничего опасного и отпустят нас домой?!

Михаила Михайловича я отыскала в приемном покое возле смотрового кабинета. Он искренне обрадовался и представил меня дежурному врачу:

- Это моя сестра, которой можно полностью доверять.

Врач мне доверил:

- Больна почка, скорее всего ее придется удалить, так же запущена простата, но почка требует срочных мер. Потому после нескольких дней обследования последует операция. Вскоре мы поднялись с Михаилом Михайловичем на лифте в отделение урологии, прошли в указанную медсестрой палату 12. Осмотрелись: обычная, 4-х местная палата, светлая, в теплых солнечных бликах на голых, казенных стенах. Свободная койка только одна, вторая от окна, ее и занял мой писатель. Я выложила на тумбочку сок, бананы, йогурт, все, что купила по дороге. Я никуда не спешила, надеялась посвятить вечер моему кумиру, но время было вечернее, и Михаил Михайлович смотрел больше в сторону, на вопросы отвечал рассеянно и мне показалось, что ему хотелось побыть в одиночестве.

Возвращаясь домой, прокручивала все события этого нескончаемо суматошно-весеннего, насквозь пронизанного щедрым солнечным светом дня.

Утром я приехала к Нине, привезла ей пальто, шарф, портфель с бумагами и документами - все что передал мне Михаил Михайлович еще в приемном покое. У Нины уже были собраны сумки со всем необходимым для больницы. Загрузив пакеты в багажник, помчались в Озерки, но вот незадача, по дороге у моей машины сломалось сцепление. Откатили Гольф к обочине и пересели к частнику, в потрепанную пятерку. Смуглый водитель дорогу не знал, бестолково исколесил все Озерки, несколько раз чуть не попал в аварию, так, что мне приходилось мысленно ругаться: "Ну и баран, ну и "чайник", а вслух то и дело восклицать: "Стой! Стой! Тормози! Осторожно, помеха справа"!

Михаил Михайлович встретил нас в бодром настроении, из новостей не сообщил ничего нового: продолжается обследование, утром снова брали анализы. Горько пошутил:

- Прав был мой знакомый, говоря, "старость, - это когда вся моча уходит на анализы".

Все-таки присутствие Нины вызывало во мне напряжение, но зато я всегда знала, что им обоим никогда не надоедала тема животных, о кошках и собаках они могли говорить бесконечно. У меня дома была кошка Муська, наша общая любимица, ей уже исполнилось 10 лет, и о ней я решила рассказать, пока мы сидели в холле больничного коридора. Наша Муська тихая, себе на уме кошка. Она не выносит голые, неприкрытые одеждой человеческие тела и никогда не касается лапкой нашей кожи. Брезгует. За многие годы я научилась читать Муськины мысли и не сомневалась, что кошка, считавшая себя нашей маленькой копией, гордилась своей пушистой шерстью, а на нас смотрела с любовью, но снисходительно и жалостливо: ведь у нас, убогих, шерсть-то вся повылезла.

Михаил Михайлович просил меня привезти что-нибудь почитать, и я привезла свежие газеты и книги. По-деловому выкладывала их из сумки, одну за другой и поясняла:

- Вот эта, "Ибн Сина. Авиценна" - для чтения. Пусть великий эскулап поможет вам справиться с недугом. Вот эту читать не обязательно, - показывая "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте, - ее достаточно держать в руках или положить под подушку. А вот эта книга - ваша собственная.

Я загадочно понизила голос и вынула из сумки красивый, подарочный, в глянцевой суперобложке том "Коктебельские берега".

- Здесь все о Волошине, о поэтах 20-х годов, стихи, рисунки, репродукции, фотографии, много фотографий. Давным-давно, - пояснила я, - я отдыхала в Коктебеле и купила эту замечательную книгу для вас. Хотела сразу же выслать, но сочла, что нежданная бандероль от навязчивой поклонницы вызовет только раздражение.

Чулаки принял мои книги, и потом, в последующие дни, повторял:

- Ты привезла мне замечательные книги!

В "Коктебельских берегах" я оставила свой автограф:

Любимому писателю Чулаки

Михаилу Михайловичу

от восторженной слушательницы.

Весна 2001 г.

И осталась весьма довольна надписью, да еще в книге нашелся засушенный голубой цветок с тех, выжженных солнцем, Коктебельских полей. Еще я принесла ему плейер с наушниками, и он мог слушать новости по радио и его любимую классическую музыку. Целую неделю писателю проводили обследование, и он не переставал удивляться, что проводит время в безделье и праздности.