Любовь с первой строчки (СИ)

Писатель звонил мне, я мчалась к нему по первому требованию, - это было главным в моей жизни. Лихорадочное счастье охватывало меня с момента его звонка, и продолжалось все время, пока мы были вместе, и еще несколько часов после расставания, когда в тишине я заново переживала все мгновения наших встреч. Мы ездили по разным адресам, в основном в центральной части города. Терпеливо ожидая моего кумира, я сидела в машине или прогуливаясь по старым закоулкам. Я привыкла ждать, ждала его долгие годы и поэтому какие-нибудь час-два ожидания, - для меня были минутами абсолютной, безмятежной, непонятно, за какие заслуги посланной, благодати.

Я с удовольствием задавала моему спутнику самые невероятные, смелые вопросы, и если поначалу он отвечал небрежно-краткими, ничего не значащими репликами, то со временем стал говорить со мной более открыто. Мне казалось, он знал абсолютно все, а то, чего не знал -- не знал ни один смертный, но и это незнание вовсе не означало тупик. Его доводы опирались на научные данные, никогда ни в чем он не допускал мистики, восторженности, одухотворения или обожествления. "Я не верю в экстрасенсов, не верю в летающие тарелки и снежных людей." - сказал он на одном из творческих вечеров, вызвав в зале недоумение и ропот. Чулаки верил в разум: "Если что спасет мир, то это все-таки разум и еще раз разум".

На мое заявление, что любовь - это Бог, он спокойно объяснил, что любовь - это игра гормонов, убери гормоны - и не будет никакой любви. Я не унималась, спрашивала: откуда же берутся гормоны, и почему они предпочитают одного человека и не воспринимают другого, может даже лучшего? И как можно не верить?! Если не верить, то можно сойти с ума от ужаса и безнадеги... Чулаки отвечал без эмоций с точки зрения эволюции и естественного отбора, иногда занудно вдаваясь в подробности, так что мне приходилось смирять свой пыл и вынужденно замолкать. Сейчас, по прошествии многих лет теория Чулаки мне представляется единственно верной. Да, любовь -- всего лишь игра гормонов. Да, гормоны созданы природой, Создателем, называйте как хотите, но с определенной целью - для размножения вида. Как вынудить человека размножаться, как его лишить покоя, заставить учиться, двигаться вперед, расти и развиваться, вырабатывая уникальную духовную энергию? Именно уникальную и духовную, отлакированную великими скорбями, ибо грубовибрирующая суть неисправимого преступника или алчного служителя мамоне скорее всего пойдет в лом. А потому: любИте трагические случайности, благословляйте извергов-мужей, нерадивых детей, предавших вас друзей, ненавидящих вас врагов, бросивших вас возлюбленных. "Я полюбил страдание!" - говорил Архиепископ Лука Крымский. "В горе ищи счастье..." - напутствовал отец Зосима Алешеньку в "Братьях Карамазовых".

В конце февраля я как одержимая погрузилась в чтение только что вышедшего "Большого футбола", и прочитав до последней строчки, захлопнув журнал, испытала откровенное разочарование. Я ждала новую публикацию, как ждут дорогого подарка с сюрпризом, и от этого на душе становилось волнительно и беспокойно. На встрече в Сиверской Чулаки поделился приятной новостью: роман закончен и должен быть опубликован в начале 2001 года. И вот "Большой футбол Господень".

Я возмущалась: "Как можно писать о том, чего не дано знать никому?" Я укоряла: "Вы никогда ничего плохого не посмеете написать о своем земном отце, хотя с детских лет обделены его вниманием". Я негодовала: "Не страшно вам писать о Боге, критикуя его, словно простого смертного, обвиняя во всех несчастьях, которые творят люди?"

- Все самые жуткие злодеяния -- совершаются по воле Божьей, ибо сказано в писании, ни один волос с головы не упадет без воли его.. - Чулаки был непреклонен.

- Нужно бороться с собственными пороками.

- А зачем?

Чулаки пронзительно и строго посмотрел мне в глаза и добавил:

- Богу придется ответить за все содеянное на земле.

Я вздрогнула от этой фразы, так страшно и неестественно она прозвучала, мне послышался за ней скрытый смысл: "весь мир - зло"

- Да, придется ответить за все злодеяния! - с мрачным видом повторил Чулаки, видя мое замешательство.

Произнеси это посторонний, не мой обожаемый писатель, - мне бы послышался крик муравья, возмущенно возопившего вслед наступившему на него башмаку.

Я решила снять напряжение: "Разве я могу с вами спорить, дорогой писатель? Вам бы с митрополитом Кириллом дискутировать, или с любым другим священником".

- С удовольствием поспорил бы в открытом диспуте с любым священником, хотя знаю, все они прекрасные ораторы и любят сыпать цитатами из Писания.