Любовь с первой строчки (СИ)

В назначенный день начала готовиться к поездке чуть ли не с утра. Вымыла машину, отдохнула, привела себя в порядок и выехала с большим запасом времени. Погода словно взбесилась: поднявшийся ветер кружил мелкую морось, вскоре мокрая круговерть обернулась беспросветной снежной метелью, ухающей, не дающей разогнаться и шептавшей: куда?! зачем?!вернись домой! На Софийской сворачиваю на заправку, и не выходя из машины, отдаю заправщику деньги. Заправщик медлит, я раздражаюсь, начинаю его отчитывать.

- Замок бензобака не открывается, - кричит он сквозь ветер, - очевидно кто-то ковырялся с надежде слить бензин.

Приказываю: "Ломай!"

Откатываем машину в сторону, парень возится с замком, а мне остается кутаться в шарф, бороться со штормовыми порывами и ждать.

Наконец замок поддается, и так удачно, что крышка под ним остается целой и даже закручивается. Пулей мчусь в центр. От Софийской до Садовой - путь не близкий. Сумрачно. Снег пригоршнями падает на лобовое стекло. Включаю на максимум дворники, фары, и наверное в первый раз иду на рисковый обгон. Перед улицей Марата, на перекрестке с Разъезжей, при красном светофоре резко торможу и чуть не задеваю бампер впереди стоящей машины. Крещусь, и трогаюсь дальше осторожнее. Уфф!

Проезд вдоль внушительного здания в стиле ампир, растянувшегося на целый квартал вдоль Марсового поля - уставлен дорогими авто, в основном иномарками. Втиснувшись в первый попавший промежуток, оставляю свой Гольф в стороне и смотрю на уличные круглые часы. Ровно шесть! Успела! Какая же я умница! Босс наверное где-то здесь, ждет. Бегу к подъезду, ярко освещенному фонарями. Народ уже активно выходит, двери постоянно открываются, но Чулаки еще нет. Продолжаю стоять у подъезда, боясь потерять своего кумира из вида, ведь машина припаркована далеко, и без меня с его плохим зрением найти ее будет невозможно.

Я озираюсь по сторонам, меня окружают красивейшие места Петербурга: Марсово поле, плоское как шахматная доска, унизанное фонариками и расчерченное лабиринтами дорожек - безлюдно, здесь хозяйничает лишь ветер. Суворовская площадь, обращенная в сторону Невы, вместе с торжествующим памятником полководцу взбегает чуть вверх к Троицкому Мосту; ровный луч Миллионной улицы с шеренгами аристократов-дворцов, устремляется к Дворцовой площади; золотые купола сказочного Спаса-на Крови, матово мерцают на фоне черного неба. Но мне не до исторических красот. Темно. В желтом свете круглых плафонов старинных фонарей пляшет липкая снежно-дождевая изморось. Время идет, а его все нет. Я мерзну, мысленно возмущаюсь, поглядываю на круглые часы над парадным входом. Его все нет. Машины отъезжают одна за другой. Терпеливо жду. Смотрю на выходящих мужчин: кто-то, покурив, возвращается назад, кто-то садится в иномарку, отъезжает, кто-то уходит пешком, нахлобучив на глаза шапку, подняв повыше воротник.

И тут я себя ловлю на мысли, что не замечаю никого, не вижу ни одного мужчины, который привлек бы мое внимание. Вся моя суть настроена только на моего кумира и готова воспринимать его одного! Если б сейчас вышел Чулаки! Вот он настоящий Босс, Король! Неспешная походка, прямая спина, седые волосы, чуть надменное непроницаемое лицо, в руках портфель.. Его аристократизм -- настоящий, природный, переданный немецкими предками. Ну, где ты, Чулаки?!! Я замерзла, устала ходить туда-сюда, вглядываясь в лица, устала слушать недоброе предчувствие и тревогу. Поднимаюсь по ступенькам подъезда и открываю дверь. В просторном холле тепло, светло, несколько шагов -- и упираюсь в проходную.

- Нет ли сегодня какого заседания, собрания?

- Нет, никаких мероприятий нет, и почти все уже ушли.

На часах 6-40. Машин у подъезда совсем мало, мой Гольф, засыпанный снегом, терпеливо ждет в стороне совсем один. Метельные вихри продолжают безжалостно хлестать меня по лицу, мокрыми льдинками оседать на ресницах, щеках, но пробираясь внутрь, не могут остудить моего пылающего негодования. Нет, оказывается я совсем не знаю Чулаки, считая его правильным, пунктуальным, предсказуемым. Можно ли требовать от настроенного на верный тон, сверенного по часам, бездушного механизма хотя бы малую долю сочувствия и сопереживания? Из подъезда выходят все реже и реже, в семь часов не выходит никто. Припаркованных машин почти не остается.

Две минуты восьмого. Сажусь в Гольф и уезжаю. Дома принимаю горячую ванную и ложусь спать. Все кончено, прощай Чулаки! Прощай, моя неземная любовь с первой строчки!Мучаюсь, ворочаюсь, терзаю подушку, в голове крутятся разные варианты причин, по которым писатель не мог прийти к Ленэнерго. Но все варианты сходятся к одной единственной причине: равнодушное, пренебрежительное отношение к той, которая его боготворит. Что же мне теперь делать? Как мне теперь жить, Чулаки?!

Ледники перед солнцем бесстрашны

Ветер рубит по склонам башни.

Облака оцарапаны соснами

Пальмы глупые на море сосланы...