Любовь с первой строчки (СИ)

Чулаки распахивает дверь в одну из дальних комнат. Здесь на паркетном, в теплых солнечных бликах, полу, мирно дремлет еще один такой же черный пес размером с небольшого теленка. При виде меня собак лениво приподнимает морду, - вот и вся реакция на появление постороннего человека. Я замечаю перевязанное и выпачканное в зеленке брюхо, - пес явно переживает послеоперационный период. Мой писатель и его жена в этом смысле единомышленники и настоящие подвижники: подбирают бездомных собак и кошек, кормят их, лечат за свой счет, пристраивают в добрые руки. Вот и познакомились они много лет назад в обществе защиты животных.

На сегодня наша задача состояла в том, чтоб отвезти черного пса по кличке Грей и другого, с остановки, по кличке Лапик - в приют. Михаил Михайлович снимает с вешалки пальто, надевает шапку.

- Вы разве не поедете с нами? - обращаюсь я к Нине.

- А можно?

- Конечно, места всем хватит.

Нина оживляется, поспешно накидывает куртку.

- Если не хватит, я и в багажнике доеду, - заявляет вполне серьезно.

Я снова удивляюсь ее миниатюрности. Она старше Михаила Михайловича лет на семь или восемь, но похожа на резвого подростка, движения ее быстрые, речь громкая, отчетливая, говорят, в юности она закончила балетную студию, а еще исполняла роли травести в детском театре.

Накинули поводок на Грея и вышли во двор. Нина очень быстро отыскала и привела "того, с остановки", беспризорника по кличке Лапик. Лапик, взъерошенный, грязный и вертлявый - походил на большую мягкую игрушку, выброшенную кем-то на помойку.

Я застелила заднее сиденье клеенкой, но собаки и не думали лезь внутрь, смирно стояли возле распахнутой дверцы, переглядывались, нервно вертели хвостами, а на команды Михаила Михайловича не реагировали, делая вид, что не понимают. Тогда Нина заскочила первая, а псы - следом за ней. Наконец, расселись, устроились, тронулись...

Все утро валил пушистый снег, и узкий, среди сугробов, путь пролегал накатанной, хрустящей льдинками, дорогой. Безлюдный город дремал, отдыхал после бурной новогодней ночи. Пустые улицы с редкими пешеходами и столь же редкими авто, казалось, принадлежали только нам. Мои пассажиры сидели тихо, слышалось лишь сопение Грея над моим ухом. Собак то и дело норовил ткнуться черным кожаным носом в мою щеку, Чулаки при этом каждый раз беспокойно просил меня не отвлекаться и внимательно смотреть вперед.

В конце Шоссе Революции дорога сужается до одной полосы и начинает петлять. Впереди возвышается украшение ближайшей округи, Ильинская церковь, не доезжая до нее, поворачиваем направо и вверх, вверх, мимо старых, раскидистых деревьев и дикого кустарника. Въезжаем на пологий холм. Останавливаемся на свободном пятачке, неподалеку от убогой одноэтажной хибары с тусклыми окнами, не отражающими ни белизны, ни синевы. Каких только загадочных уголков не встретишь на задворках родного города -- подумалось мне тогда.

Деревенскую тишину нарушает собачий лай и карканье рассевшихся по веткам, любопытных ворон. Михаил Михайлович и Нина, вместе со своими подопечными скрываются за воротами, при этом собачий лай усиливается во много раз. Спохватившись, я начинаю сожалеть, что не пошла вместе с ними, но поздно, и мне ничего не остается, как молча и терпеливо ждать возвращения писателя.

Ильинка очень хорошо описана у Михаила Михайловича в "Хароне" ("Нева" за 1997 год). В повести рассказывается, как главный герой, доктор Савич, отвозит свою любимую кошку Таракашу в приют, чтоб оставить ее под присмотром на время отпуска, а сам вместе с женой отправляется в Тиберду. По возвращении из поездки выясняется, что кошечка пропала, - ее выпускали гулять, и она убежала. Главный герой не может оправиться от стресса. Он развешивает объявления, ищет свою Таракашу везде - но безрезультатно. И когда он понимает, что кошку ему не найти, скорее всего ее загрызли собаки, - доктор Савич теряет интерес к жизни, бросает всех и вся, и с чужим паспортом едет куда глаза глядят. Заканчивается повесть трагически: главный герой, мечтавший о забвении и полной свободе, попадает в рабство. Его увозят в горы, где он погибает.

Все это я вспоминала, сидя в машине и ожидая возвращения Михаила Михайловича с Ниной. Их не было очень долго. Кажется, прошло часа полтора или два, прежде чем из ворот вышли хозяйка приюта и чета Чулаки. Михаил Михайлович торопливо направляется к машине, он без шапки, выражение его лица странное, необычное, я внимательно вглядываюсь и к ужасу своему вижу глаза полные слез и дрожащий подбородок.

- Михаил Михайлович, что случилось?!

Чулаки молча садится на заднее сиденье, похоже, он с трудом сдерживает рыдания. Сижу несколько секунд словно в оцепенении, потом резко поворачиваюсь и беру его за руку, - что еще я могу для него сделать?