Михаил Михайлович в свою очередь пожаловался, что работать в комиссии сложно: требуется много ездить, а выделить автомобиль для правозащитной деятельности мэр отказался. "Как это несправедливо! - подумалось мне, - Автомобиль с личным водителем за счет мэрии следовало выделять не только чиновникам, но известным и уважаемым обществом писателям, ученым, режиссерам, в первую очередь писателям, ученым и режиссерам - нашему общему народному достоянию. Это так просто понять! И тогда для Чулаки пришлось бы выделить целых два автомобиля! И как минимум одного охранника"
Напомнила Михаилу Михайловичу о его выступлении в Книжной лавке писателя на презентации "Профессора странностей", которую, к моей великой досаде, пропустила. Оказалось, презентация прошла довольно интересно и даже со скандалом. Один из читателей возмущенно изрек: "В книге все мрачно и безысходно, если верить Чулаки, мы существуем в ужасном, бесчеловечном мире, почитаешь такую литературу - и жить не хочется!" Столкнулись противоположные мнения, разгорелась шумная полемика, и писатель был весьма доволен этому обстоятельству. Я сразу представила, как разгоряченная публика пылко спорит между собой, доказывает, отстаивая свою точку зрения переходит на оскорбления, а невозмутимый писатель свысока, сторонним наблюдателем, смотрит на этот бедлам и усмехается про себя. Расстроившись, я продолжала казнить себя: как же так, я, самая восторженная и неравнодушная поклонница его творчества, как та самая Лилиан, искренне считавшая писателя пришельцем из других миров, - осталась в неведении и не смогла принять участие в диспуте?! Оставалось вздохнуть:
- Да уж, ваш "Праздник похорон" производит впечатление. Так жестко, без прикрас, не жалея читателя, его тонкого душевного склада и романтического настроя, - может писать только Чулаки. Вы этой повестью, дорогой писатель, говорите нам: "Витаете в облаках? Перестаньте! Вот она, жизнь, такая! И всех нас ждет то же самое, если не хуже!"
Мой кумир молча смотрит в сторону и только лукаво щурит глаза.
Шумный и суетный Невский как всегда томился в пробке. Я спохватилась.
- Где вы сейчас живете? Куда вас вас везти?
- Металлостой. Это далеко. Я добираюсь туда с Московского вокзала, - объяснил Чулаки.
Позже я узнала подробности: в коммуналке у Пяти Углов жизнь не складывалась из-за скандальных соседей. Чулаки терпел, сколько мог, терпел годы, однажды после очередного скандала терпение кончилось и он переехал к жене в однокомнатную квартиру в поселок Металлострой. В скором времени супруги были намерены поселиться здесь же, в Металлострое, но в большей по размеру квартире и уже нашли неплохой вариант обмена.
Мы договорились созвониться, и Михаил Михайлович вышел у Московского вокзала. Писатель переходил Лиговку, я смотрела ему вслед и думала: "Вот идет великий писатель, несущий в себе бездонный космос, но никто, совершенно никто об этом не догадывается и даже не обращает на него внимания"
Так, после восьмилетнего перерыва мы возобновили наше знакомство и стали изредка встречаться, в основном по моей инициативе. Примерно раз в месяц я встречала моего кумира у Союза Писателей, мы ехали по адресам, которые он называл, - это были издательства или редакции, - а затем я отвозила его домой, в Металлострой.
Поначалу Чулаки все время чудилось, он обременяет меня своими просьбами, но видя, с каким удовольствием и легкостью я вожу машину, с какой искренней радостью встречаю его, постепенно он перестал смущаться, и даже стал иногда звонить мне домой. Для меня эти встречи были настоящим праздником. Моя любовь вспыхнула с новой силой, и я уже впадала в отчаяние, если звонка не было слишком долго. Оказавшись с писателем на опасно близком от него расстоянии, я снова попадала под влияние его супермозга, суперразума, так мелкий астероид однажды затянутый в ловушку гравитационного поля гигантской планеты, остается там навсегда, без малейшей надежды на освобождение.
4. глава
Лето, осень 1999.
Деревенская Нева.
Продолжение "Зеленой Пряжки".
Металлострой - поселок городского типа, малоэтажный, тихий, прилепившийся к промышленной, с заводскими трубами зоне; напоминающий провинциальную окраину, с затерявшимися среди гигантских лип и дикого кустарника уютными двориками, с развешенным на веревках бельем, неизменными бабушками на скамейках и мальчишками, гоняющими мяч.
По возвращении из наших деловых поездок Михаил Михайлович приглашал меня к себе домой отдохнуть и выпить чай, удивляя своим простодушием. Он не раз признавался, что чувствует себя неловко, считая себя моим должником. Я отвечала стандартно: "Мне доставляет большое удовольствие оказать вам такую маленькую услугу, и пожалуйста, звоните, если нужно куда-либо ехать", - но подняться в квартиру отказывалась.