Любовь с первой строчки (СИ)

Примерно так же обошелся Чулаки и с остальными. С времен борьбы с силами реакции осталась привычка к бурному общению, кабинет при Арро гудел. Теперь -- некоторые еще залетали по привычке туда, бурно "взрывались", но, встретив отрешенный взгляд нового хозяина, осекались. В конце концов кто-то, не выдержав, сказал, что за время перестройки и борьбы они привыкли тут к коллегиальному принятию решений -- собирается ли Чулаки продолжать в этом духе? "Нет", -- после долгой паузы последовал глухой ответ, без каких-либо разъяснений и эмоций. Кончилась прежняя вольница, эпоха бури и натиска, началось... что?........."

Узкая, крутая лестница, вьющаяся вокруг штольни лифта старинного, в виде внушительной, гранитной глыбы, здания - напоминала тесный проход внутри египетской пирамиды. Сердце мое стучало, как много лет назад, когда я еще была робкой, маленькой, слишком погрязшей в будничной семейной рутине и болезненно зависимой от непробиваемого кумира, женщиной. Ничтожная, как я смела тогда самонадеянно претендовать на внимание такого человека?!

Длинный коридор с блестящим паркетом и невнятными репродукциями на стенах. Тихо и благородно. Стараюсь ступать бесшумно. Высокая дверь комнаты, где ведется прием, приоткрыта. Вхожу без стука, не могу сдержать улыбку: "Здравствуйте!", - и не дождавшись приглашения, сажусь на стул, стоявший посередине кабинета, закинув ногу на ногу. На мне строгое, черное пальто, шарф, перчатки, а выражение лица, как мне виделось со стороны, в высшей степени невозмутимое и спокойное. Чулаки, близоруко щурясь и откровенно разглядывая меня, тихо поздоровался, и я заметила выступившие на его щеках алые пятна смущения.

Мой писатель! Он совершенно не изменился! Тот же умный, проницательно-пронзительный взгляд, то же замкнуто-отрешенное лицо человека не от мира сего. Так же строен, подтянут. Несколько незначительных приветливых фраз, и кратковременное состояние робости отхлынуло, словно и не было этих долгих лет, оборвавших и без того хрупкую связь кумира и его восторженной поклонницы. В кабинет то и дело входили сотрудники или посетители, разговор наш из ничего не значащих фраз постоянно прерывался, но я раскрепостилась совершенно и мне казалось, что душа моя после долгого странствования и поиска, наконец достигла цели, обрела дом и покой и радость.

Поток посетителей иссяк. Чулаки начал складывать бумаги, снял с вешалки кожаное пальто, которое я помнила еще с первой встречи, надел кепку. Я следила за каждым его движением, продолжая сидеть, словно в легком опьянении. Спохватившись, вскочила. После сумрака лифтовой штольни, Невский оглушил нас ослепительной суетой. На Большой Морской, среди тесно припаркованных авто, отыскали затерявшийся малиновый Гольф, и я, включив зажигание, лукаво спросила: "Не боитесь дамы за рулем?"

- Нет - как всегда кратко ответил мой кумир.

Видя в глазах писателя немой вопрос, я пояснила, что машина моя собственная, да, купила сама, и еще для мужа куплен автомобиль поскромнее, за рулем я недавно, но вождение доставляет мне несказанное удовольствие. "На дороге, особенно в пробке, как в загадочном лабиринте, постоянно разгадываешь и придумываешь, куда бы втиснуться и куда тебя вынесет поток, и если ребус решается благополучно, если выбираешься из затора одной из первых -- то ощущаешь себя победительницей". Поспешно выложила писателю все, о чем мечтала сказать за долгие годы нашего необщения. О том, как часто видела его по телевидению в политических дебатах и литературных передачах, о художественном фильме "Шутка", поставленном по мотивам его рассказов, и о том, какие звездные актеры снимались в этой картине, (сам Смоктуновский!). На вопрос о должности Председателя Комиссии по Правам Человека: "Кто выбрал?", - писатель ответил:

- Никто не выбирал, назначил мэр Яковлев.

- Он не дурак, этот Яковлев, - усмехнулась я, - знает, что вас лучше держать ближе к себе, так ему будет спокойнее.