Мама высокая, Фейт низкая. Мама изящна, Фейт — нет. Мама заботится о внешности, Фейт... не так сильно. Мама спокойна, а Фейт громче, чем клаксон. Фейт счастлива... мама — нет. Мама сказала Фейт, что она ошиблась, выйдя замуж за «цветного» человека, Фейт велела ей засунуть свое мнение в зад.
Джеффри научил меня играть в футбол. Он научил меня отбивать битой мяч и подавать. Джеффри делал все, что должен был делать мой отец, и я любил проводить с ними лето. У них никогда не было детей, но они брали на время из приюта двух-трех детей за раз. У них было много любви, чтобы свободно дать это тем, кто в ней нуждается. Фейт провела много благотворительной работы с детьми с особыми потребностями, а Джеффри тренировал бейсбольную команду детей, страдающих параличом.
Они, в отсутствии слова получше, исключительны.
Джефф, наконец, отпускает меня и прочищает горло, тихо говоря:
— Как дела, Эш?
Садясь за стол, за тот самый стол, за которым я сидел, когда был ребенком, я выпаливаю:
— Если бы ты спросил меня это вчера, дядя Джефф, я бы сказал, что все довольно дерьмово. Но сегодня мне лучше. Мне лучше, чем когда-либо.
Выражение лица тети Фейт смягчается. Она поднимает брови, улыбаясь:
— У тебя есть девушка, малыш?
Мое настроение портится. Я говорю ей:
— Я не знаю. Надеюсь, что да. Я облажался
Дядя Джефф выдает:
— О, черт! Никогда не думал, что я увижу этот день! — Он поворачивается к Фейт и говорит: — Мальчик влюблен, Фейти. Я видел этот взгляд много-много раз. — Он улыбается мне и вспоминает: — Я помню, как этот молодой человек сказал мне однажды, что девушки противны, и что он никогда не женится, потому что не хочет заразиться вшами.
Я запрокидываю голову и смеюсь. Я действительно это сказал. Фейт и Джефф смеются вместе со мной.
Внезапно мне грустно. У меня болит в груди. Я говорю им обоим:
— Вы, ребята, были единственной светлой полосой в моей жизни, и я сожалею, что никогда не приходил к вам после того, как ушел. Вы... вы мне очень помогли, и я думаю... я просто хотел сказать спасибо.
Фейт начинает громко и шумно рыдать, и почему-то мне хочется рассмеяться.
Тетя Фейт... она просто нечто.
Джефф смотрит на меня и закатывает глаза. Я усмехаюсь. Он знает, какая она.
То, что Фейт лопочет сквозь слезы, отрезвляет нас обоих:
— Если бы я знала ... Если бы я знала, малыш. Я бы увезла тебя из этого места. Никогда бы не возвращала тебя. Ты бы был здесь в безопасности, Эш. Я бы защитила тебя своей жизнью.
Она говорит это с такой убежденностью, что я не сомневаюсь в ней ни на минуту.
Ее выражение лица остается опустошенным, когда она тихо спрашивает:
— Итак, все спортивные травмы, что у тебя были? Они были действительно...
Перебив ее, я отвечаю:
— Да, мэм. Я никогда так упорно не занимался спортом. Папа был серьезной проблемой. — Обращаясь к Джеффу, я говорю: — Ты помнишь, как он любил пить, верно? Я не могу вспомнить, когда он был трезв.
Некоторое время мы сидим в задумчивой тишине, прежде чем я решаюсь на главный вопрос, ради которого сюда приехал.
Я спрашиваю:
— Вы знаете, где мама? Я не хочу звонить ей. Я на самом деле не хочу говорить с ней, но у нее есть то, что мне нужно.
Джефф и Фейт смотрят друг на друга так, что заставляет меня сузить глаза. Джефф тихо говорит:
— Ну, понимаешь, сынок, Грейс живет здесь... с нами.
Моя спина выпрямляется, и я оглядываюсь. Я вижу ее фотографии на стене и удивляюсь, почему сразу не понял.
Я тихо спрашиваю:
— Она здесь?
Фейт выглядит несколько смущенной, прежде чем сказать:
— Дорогой, я подумала, что именно поэтому ты здесь. Она ходила к тебе сегодня.
Я хмурюсь.
Когда я открываю рот, чтобы спросить, входная дверь распахивается и из коридора знакомый голос, подразнивая, кричит:
— Это я. Не стреляй, Джефф!
Она с улыбкой входит в кухню и говорит:
— Почему такие мрачные, приятели?
Затем замечает меня.
Ее тело напрягается, руки взлетают ко рту, ее сумка падает на пол, отчего содержимое вываливается повсюду. Я какое-то время молчу, чтобы взглянуть на нее.
Она похожа на мою прежнюю маму. Счастливая, с яркими глазами. Мне кажется, она стала счастливее с тех пор, как мой отец умер.
Я встаю медленно и, зная, что сделаю ей больно этим, произношу приветствие:
— Грейс.
Прямой удар.
Она закрывает глаза с болезненным выражением лица. Я вдруг удивляюсь, почему я чувствую себя куском дерьма.
Фейт прочищает горло и говорит:
— Пойдем, Джефф. Мы дадим вам немного времени наедине.
Они оба встают. Фейт быстро подбирает содержимое сумки мамы, помещая ее на стойку. Они оба уходят, оставляя меня и мою мать наедине впервые за двадцать лет.
Придя к пониманию, что ее сын стоит на расстоянии всего лишь нескольких полметра от нее, ее лицо смягчается, и на нем появляется маленькая улыбка.
Она выглядит очень красиво. Я скучал по этому.
Она говорит мне: