Любовь к жизни. Рассказы

Покончив с едой, он набил трубку и некоторое время прохлаждался, покуривая. Затем натянул варежки, крепко притянул наушники к ушам и пошел по реке вдоль левого рукава. Собака была разочарована и тосковала по огню. Этот человек не знал, что такое мороз. Возможно, что ни один из его предков не имел представления о морозе – настоящем морозе в сто семь градусов ниже точки замерзания. Но собака знала: все ее предки знали, и она унаследовала это знание. И она знала, что нехорошо путешествовать в такую страшную стужу. В такое время надо было лежать, свернувшись, в снеговой берлоге и ждать, покуда облачная завеса не закроет того пространства, из которого исходил этот холод. С другой стороны, между человеком и псом не было интимной близости. Один был вьючным рабом другого, и единственные ласки, которые он получал, были ласки плетки и грубые угрожающие гортанные звуки, говорившие о той же плетке. Поэтому собака не делала никаких попыток сообщить человеку свои опасения. Она не была заинтересована в благополучии этого человека. К огню она стремилась ради себя самой. Но человек свистнул и заговорил с ней звуками, напоминавшими удары плетки, и она снова пошла по пятам человека. Он же сунул в рот табачную жвачку и начал отращивать себе новую янтарную бороду. Дыхание его быстро покрыло белой пудрой усы, брови и ресницы.

Казалось, что на левом рукаве Гендерсон-Крика не было такого множества ручьев, и в течение получаса человек не встретил никаких признаков ловушки.

Но тут-то произошла катастрофа. На месте, где мягкий нетронутый снег, казалось, ручался за твердость грунта, – на таком месте… человек провалился. Было неглубоко: он намок только до половины голени, пока выскочил на твердую поверхность.

Он разозлился и громко проклял свою неудачу. Он надеялся соединиться с товарищами в шесть часов, а это задержит его на час, ибо придется развести костер и просушить обувь. Это было неизбежно при такой низкой температуре. Настолько-то уж он был сведущ. И он свернул в сторону и взобрался на берег. Наверху имелся нанесенный разливом и застрявший в кустарнике, между стволами мелких сосен, склад топлива – преимущественно палки и хворост, а также несколько больших сухих ветвей и засохшая прошлогодняя трава. Он бросил на снег большие ветки. Они должны были служить фундаментом, чтобы пламя не погасло в растопленном им же снегу. Огонь он раздобыл, запалив при помощи спички кусок березовой коры, который вынул из кармана. Она воспламенилась скорее, чем бумага. Положив ее на фундамент, он питал молодое пламя пучками сухой травы и самым мелким хворостом.

Он работал медленно и бережно, остро чувствуя опасность. Постепенно, по мере того как огонь вырастал, он увеличивал размеры сухих веток, которыми кормил его. Сидя на корточках в снегу, он вытаскивал хворост, запутавшийся в кустарнике, и немилосердно скармливал его огню. Он знал, что тут не должно быть ошибок: при семидесяти пяти градусах ниже нуля человек не должен ошибаться при первой попытке развести огонь, в особенности когда он промочил ноги. Если он потерпел неудачу при сухих ногах, он может пробежать полмили и восстановить кровообращение. Но при мокрых и замерзающих ногах – в такой мороз – кровообращение таким путем не восстановить. Как бы скоро он ни бежал, ноги будут все больше коченеть.

Все это человек знал. Старожил на Серной реке говорил ему это прошлой зимой, и он воспользовался его советом. Уже теперь ноги потеряли чувствительность. Чтобы развести огонь, он принужден был снять варежки, и пальцы быстро закоченели. Его быстрый ход (по четыре мили в час) помогал сердцу гнать кровь на периферию тела и во все конечности. Но как только он остановился, действие насоса ослабело. Холод ударил по незащищенной части нашей планеты, и человек, находившийся на этой незащищенной части, испытал на себе всю силу удара. Кровь его отступила под этим натиском. Кровь была жива, как собака, и подобно собаке она хотела укрыться от ужасной стужи. Пока он проходил четыре мили в час, кровь, volens-nolens[87], выкачивалась на периферию. Но теперь она отливала и укрывалась в тайниках тела. Конечности… Вот кто сразу почувствовал ее отсутствие. Ноги его замерзали, а обнаженные пальцы быстро коченели, хотя еще и не начали замерзать. Нос и щеки уже были отморожены, а по коже тела пробегал озноб, по мере отлива крови.