Любовь ифрита

– смущенно повысил голос Руслан. Как-то у него это получилось одновременно: и просительно, и угрожающе.

– Значит, все разговоры о портрете и о свидании были всего лишь уловкой, дабы втереться в доверие?

– Нет-нет, сударыня, ни в коем разе! – вскинул обе ладони юноша. – Мне действительно нужен портрет моей матери ко дню ее рождения! И я буду счастлив встретиться с вами завтра за ужином! Тем более теперь, когда я знаю, какой чудесной может оказаться моя награда.

– А ты умеешь убеждать женщин, милый мальчик. – Ведьма провела ладонью мальчишке по щеке, отвернулась к столу, взяла с него визитку и сунула Руслану в карман. Улыбнулась и еще раз крепко поцеловала в губы: – Мне нужно возвращаться к гостям. До завтра, мой витязь! Зеркало за ширмой.

Последнюю фразу Умила произнесла не очень уверенно. Но розовощекий мальчик улыбнулся, кивнул, ушел за легкую загородку – и исчез.

– Вот же, проклятье! – в сердцах сплюнула ведьма. – Похоже, на этой планете через зеркала умеют ходить все, кроме меня!

Она тоже зашла за ширму, присмотрелась к своему отражению, сжала и отпустила губы, взяла помаду, подкрасилась. Сжала и отпустила губы еще раз. Поправила волосы, одернула платье. Поменяла перчатки – и отправилась обратно в галерею.

* * *

Настя не стала ждать возвращения Михаила – кто знает, как долго его будут мурыжить в полиции? И потому уже в постели, в полудреме – упустила его возвращение. Ее пробудили теплые прикосновения губ к бедрам, к коленям, к животу. Сладкая нега потекла по телу, заставляя сердце биться сильно и часто, делая дыхание жарким и горячим, наполняя мышцы предательской слабостью – и у нее пропало всякое желание противиться, брать дело в свои руки, подминать и управлять. Она просто расслабилась и поплыла, позволяя волнам наслаждения качать себя и баюкать, ронять в алую бездну наслаждения и вздымать к холодным высотам безумия, отрывая сознание от тела и кружа нежностью над сведенной судорогой плотью, и снова роняя, смешивая в единое целое пожар и негу, слабость и буйство – и уплывая в блаженство сладкой истомной усталостью.

Настя немного полежала, приподнялась на локте, повернула лицо к откинувшемуся на подушки Михаилу.

– Что-то не так, моя королева? – забеспокоился паренек.

– Я все помню! – едва не сорвалось с губ женщины, но в последний миг она сумела сдержаться и лишь тихо выдохнула: – Я в душ…

Под струями горячей воды Настя подумала, что, может быть, странный психиатрический феномен еще впереди. Что, может статься, все из ее памяти выветривается с рассветом…

Но ведь не могла же она не спать?!

Посему Анастасия вернулась в постель, забралась под одеяло, поцеловала своего шантажиста в шею, крепко прижалась к нему всем телом и закрыла глаза.

Время любить

Утром солнечный лучик упал на Настины веки, пробуждая ее ото сна. Женщина сладко потянулась, присела на постели. Потянулась снова, оглянулась через плечо. Вторая подушка лежала ровной и аккуратной, словно бы ею никто не пользовался.

Но это ничего не значило.

Ибо она – помнила!

– Ваше величество изволили пробудиться? – заглянул в комнату Михаил. – Я вдруг подумал, моя королева, что еще ни разу не приносил тебе кофе в постель. Хочу исправить оплошность. Ты готова?

– Для кофе? Всегда! – Женщина присела, сложила ноги по-турецки, затем старательно разгладила простыню перед собой.

Паренек исчез, но вскоре вернулся с широким палехским подносом, поставил его перед Настей. Две чашечки кофе, две пиалы с фисташковым мороженым, блюдце с бисквитными пирожными и ваза с усыпанными сахарной пудрой пончиками.

– Ты будешь любить меня толстой, шантажист? – весело спросила Анастасия.

– Ты навсегда останешься моей королевой, прекраснейшая из женщин, – опустился пред ней на колени тюменский программист.

На колени на постели, разумеется.

– Тогда пончики! – громко объявила Настя и потянула руку к вазе. – Сегодня будет прекрасный день! Я это знаю. Я это чувствую!

Она замерла, как будто прислушиваясь к чему-то, происходящему у нее внутри, и задорно рассмеялась, снова повторив:

– Я помню! Я все помню, шантажист! Какие великолепные пончики!

Настроение женщины оставалось прекрасным и по дороге на работу, когда она постоянно вполглаза наблюдала за своим спутником, и в кабинете – несмотря на нехватку двух табелей и нескольких накладных. Она чувствовала себя юной и бодрой, как никогда!

* * *

Вскоре после обеда к главбуху постучался незнакомый парень. Бледный и скуластый, лохматый и неприметный, в свитере и джинсах, с матерчатой сумкой через плечо. Полусогнутая правая рука висела на перевязи.

– Травма?! – обожгло испугом главбуха. – Нам только этого не хватало! Ты откуда? С какой площадки? Что случилось?

– Я не с площадки, я из уголовного розыска, – покачал головой паренек. – Оперуполномоченный Юрий Скворцов.

– Слава богу! – облегченно перевела дух женщина.

– Обычно меня встречают совсем другими словами, – хмыкнул полицейский. – Но так даже лучше. Я могу задать вам несколько вопросов?

– Да, конечно, – главбух откинулась на спинку кресла.

– Ваше имя гражданка Комякина Анастасия Сергеевна?

– Разумеется.