Любовь и жизнь

Немцы боялись заглядывать в деревню через дремучий лес, а вот городские жители постоянно находили там пристанище особенно во время бомбёжек железнодорожного узла при освобождении Унечи в 1943 году. Жители деревни Лав снискали благодарность за своё дружелюбие и приветливость. Принимали всех, кто пытался спастись от бомбёжек. Налёты в основном совершались ночью, земля стонала, а жители города покидали свои дома, не надеясь утром вернуться в них. Город стоял весь в руинах.

Дом Аннушки остался цел, а Иды Наумовны уничтожен, от него осталось одно пепелище.

После освобождения Унечи вернулись они все из деревни и поселились в доме Анны.

Василий не вернулся с войны. Пришло Аннушке сообщение, что погиб он на Курской дуге.

Вместе с Идой Наумовной подняли они детей.

Так две женщины разных национальностей и разного возраста соединились по жизни в одну крепкую семью, стали друг другу дороже родных.

Зять и тёща

Еду в пригородном поезде, подсаживается ко мне уже немолодой мужчина, но очень приятной наружности. Разговорились. Он, как и я, ездил на пасху проведать могилки родителей. В нашей местности обычно это делают на радуницу, но в один день всюду не поспеть, когда живёшь в другом городе. Вот и он в первую очередь поклонился родителям, а потом решил посетить ещё два кладбища уже в поминальный день.

Оказалось, что мой попутчик в советское время работал в милиции. За три часа пути столько рассказал мне интересного из своей профессиональной деятельности, что захотелось записать один случай, который меня очень поразил и привёл в шок.

— Случилось это в моём районе, где я начинал работать участковым, — не торопясь начал рассказывать мужчина. — Часто мне приходилось посещать эту семью вроде непьющих людей, но постоянно пишущих друг на друга жалобы. В двухкомнатной квартире проживали семья из пяти человек. Дети были уже подросткового возраста, жена с мужем работали на машиностроительном заводе, а тёща, пенсионного возраста и хозяйка этой квартиры, занималась домашним хозяйством и вечно скандалила с зятем. Обзывала его никчемным, мямлей, не способным получить даже отдельное жильё для семьи.

Часто жена заступалась за мужа, просила мать хоть один день помолчать и дать спокойно отдохнуть дома после работы.

Но ненависть к тихоне зятю так росла в душе тёщи, что она перестала контролировать своё поведение. Её злой язык привёл к тому, что зять как-то не выдержал и грохнул об пол чайный сервиз. Она тут же прибежала к нам в участок и потребовала оградить её от вандала вплоть до привлечения к уголовной ответственности за избиение её особы. Причём на теле жалобщицы никаких следов побоев не было, и дочка в слезах просила маму сбавить свой пыл и не кляузничать.

Естественно, по роду службы мне пришлось часто заходить в эту семью и беседовать со всеми. Зять больше молчал и уходил на кухню, явно не желая выносить сор из избы. А вот тёща постоянно находилась на взводе, всё ей было не так.

Доходы семьи были небольшими, так что снимать квартиру они не могли. Вот так и терпели друг друга до поры до времени, пока не произошёл случай, сразивший не только всех нас в милиции, но и потрясший всю округу.

Тихоня зять, когда не было никого дома из членов его семьи, а тёща пошла в магазин, вырезал в столе дырку, просунул туда свою голову снизу, предварительно намазав её кровью. Специально палец порезал для этого. Закрыл глаза, открыл рот и высунул язык в ожидании тёщи.

Та, придя из магазина, зашла на кухню, а потом хотела присесть и отдохнуть в кресле в зале и тут увидела на столе окровавленную голову зятя. И вдруг эта голова издала громкое: Гав!

Женщине тут же стало плохо, и она упала без сознания. А следом, оказалось, шла жена. Увидев мужа, вылезающего из-под стола и мать в обмороке, всё поняла и в истерике стала вызывать скорую.

Через неделю тёща умерла в больнице от поразившего её инсульта.

Зятя судили. На суде в своё оправдание он только и мог сказать:

— Я двадцать лет терпел её гавканье и ничего. А на неё только раз гавкнул и померла.

Дочки и сыночки

Очень уж хотелось Павлу сына. Хотелось, да и всё тут. У всех мужиков в округе были продолжатели рода, росли сыночки, которые унаследовали фамилию отца и продолжат её далее в своём поколении. А у Павла уже две девчонки подряд через два года родились, а теперь вот жена опять беременная, а кого она на сей раз подарит ему, неведомо.

— Маня, ну роди мне сына. Сколько можно девок плодить. Изведём фамилию.

— Кого сделал, того и рожу, — обрывала мужа Мария, — ей и так было нелегко управляться по дому с двумя малолетними детьми на последних месяцах беременности.

Четырёхлетняя Надя росла шустрой, выпустит мать во двор погулять, пока в доме управляется с двухлетней Верой, а она раз под подворотню и ползком на улице уже в луже сидит мокрая и грязная.