Любовь и прочие обстоятельства

— Я все знаю про тех ястребов, — говорит Уильям. — Пэл-Мэл живет на доме номер девятьсот двадцать семь на Пятой авеню. В Центральном парке водятся полосатые ястребы, широкохвостые ястребы, скопы, пустельги и соколы. Я все про них знаю, Эмилия.

— Отлично, Уильям. Нам пора домой.

Глава 18

Джек возвращается домой с двумя сумками продуктов. Мы с Уильямом ждем его почти час. Уильям бежит к отцу и прижимает его к двери. Джек ставит сумки и наклоняется.

— Я тобой горжусь, — говорит он, а Уильям разражается слезами. Джек не обращает внимания на плач. — Школа этической культуры — отличное место.

— Я не поступил в Колледжиэйт! — кричит Уильям.

— Уилл, детка, это не важно. В Школе этической культуры тебе очень понравится. У тебя будет уйма друзей. И я больше не желаю слышать ни слова о школах. Ладно? Это вообще не важно, Уилл. Ты поступил в прекрасную школу, и точка.

Джек выпрямляется и поднимает сына на руки. Другой рукой он пытается подхватить пакеты, но я их быстро забираю.

— Что это?

— Мне не хочется сегодня заказывать ужин, — отвечает он. — Я собираюсь приготовить киббе.

Джек идет на кухню и сажает Уильяма на стул.

— Уилл, ты поможешь мне готовить киббе? Такое, как готовит бабушка?

— Ты будешь готовить? — уточняю я, идя за ним с пакетами.

— Конечно.

— С каких это пор ты умеешь делать киббе?

— Я тысячу раз видел, как его готовит мама. Думаю, справлюсь.

Джек начинает вынимать покупки. Кладет на стол кусок мяса, завернутый в бумагу, упаковку кедровых орехов, ставит бутылку с оливковым маслом. Оно органическое, произведено в Калифорнии и стоит тридцать два доллара.

— Наблюдать за тем, как готовит другой, и готовить самому — это разные вещи, — замечаю я.

— Ты всего один раз наблюдала, как моя мать готовит киббе, и научилась делать это сама.

— Потому что я умею готовить. А ты — нет.

— И я умею.

— Яичница — это не готовка. И спагетти с магазинным песто — тоже.

Джек хлопает по столу пучком петрушки, отчего маленькие веточки летят во все стороны. Уильям смотрит на нас широко раскрытыми глазами.

— Черт возьми, Эмилия, — говорит Джек. — Мне неохота давиться дурацкой китайской стряпней. Я не хочу тайского салата из закусочной. Я приготовлю чертов киббе, даже если мне придется три часа висеть на чертовом телефоне и выслушивать чертовы мамины инструкции.

— Давай помогу. — Я разворачиваю мясо и кладу его в миску. Затем погружаю руку в холодные недра фарша и сжимаю кулак. Фарш лезет между пальцев, и тут я вспоминаю, что забыла вымыть руки.

— Прости, — говорит Джек.

— Нет, это ты меня прости.

— Ты забыла помыть руки, — замечает Уильям.

Нарезая лук, я думаю о матери Джека, Тмиме. До рождения Изабель она была любезна со мной, но сдержанна, даже чопорна. На свадьбе у нее было такое вытянутое, скорбное лицо, что моя бабушка подошла утешить ее, решив, что Тмима загрустила по своему покойному мужу и вспомнила себя в юности. Тмима покачала головой и сказала: «Там, откуда я родом, люди не разводятся».

Бабушка не могла поверить в то, что моя свекровь оплакивает уход шиксы [10]Каролины.

— Но зато Эмилия еврейка, — настаивала она.

Тмима качала головой и твердила:

— Никто. Никогда. Муж должен взять вторую жену, вместо того чтобы разводиться. Как делают арабы. Иногда так бывает. А теперь… эти молодые… они разводятся, даже не подумав о бедных детях.

Бабушка фыркнула и отошла. Что можно сказать женщине, которая предпочитает видеть своего сына многоженцем, нежели законным супругом, хоть и женатым во второй раз?

Я изо всех сил старалась покорить сердце свекрови. Когда она готовила блюда из цветной капусты и цыпленка, я внимательно наблюдала за ней, а затем, по глупости, подавала на стол то же самое, когда свекровь навещала нас. Я слишком поздно поняла, что Тмиме неприятны мои вторжения в ее кулинарное царство. Когда до меня дошло, я позвонила и упросила свекровь прислать любимого сладкого печенья Джека, заявив, что никак не могу его испечь, невзирая на все старания. По правде говоря, печенье у меня получается лучше, чем у Тмимы, потому что я кладу в тесто не маргарин, а масло. Ее печенье крошится во рту, а мое — тает. Еще она кладет в начинку слишком много миндаля.

Как выяснилось, чтобы заслужить любовь свекрови, нужно было потерять дочь. После смерти Изабель Тмима все бросила. В буквальном смысле. Сестра Джека сказала, что мать отшвырнула выбивалку для ковров, ушла в спальню, собрала чемодан и взяла такси до аэропорта. Приехав к нам, она вошла в квартиру и заключила меня в свои мягкие, рыхлые, пахнущие корицей объятия. Тмима обнимала меня, пока я плакала от боли и угрызений совести, и твердила:

— Знаю, дочка. Знаю. Когда мы жили в Сирии, я видела, как моя маленькая сестренка умерла от дифтерита. А до того как у меня родился Джек, я успела потерять ребенка, который появился на свет слишком рано. Я знаю, что это такое — лишиться маленького.

— Ты потеряла ребенка? — спросил Джек. — Я не знал. Ты не рассказывала.

— Ты многого не знаешь, — ответила Тмима. Она подошла утешить сына лишь после того, как я выплакалась.