Когда раздался рокот разгонных двигателей, я с великим облегчением захлопнул забрало шлема, включил сборник любимой музыки и, закрыв глаза, попытался представить Институт, лабораторию, темную громаду готового к разгону ускорителя… Это меня всегда успокаивало. Но привычные и узнаваемые образы словно в смутном сновидении неуловимо ускользали, уступая место казалось бы забытым воспоминаниям. Я видел Землю. Но не ту лакировано-прекрасную планету с открытки, а улочки родного Ростова-на-Дону, аудитории мехмата университета, маму в ее любимом ярко-бежевом плаще, папин старенький «москвич» с выцветшей эмблемой Олимпиады-2046…
***
В ростовском аэропорту меня встречали всей семьей. Я, конечно, ждал, что будут родители и, может быть, сестра с племянниками. Но чтобы явились все… Увидев радостную толпу родственников, столпившихся в зале ожидания под огромным плакатом с моим портретом в скафандре и восторженными словами приветствия, я слегка опешил. И даже не от вида скафандра, на фоне которого мое нынешнее одеяние в виде джинсов, футболки и спортивной куртки выглядело издевательством, и уж тем более не от ретушированной фотографии, имеющей самое отдаленное отношение к реальности. Я просто не ожидал такой встречи. Настолько не ожидал, что в этом пестром людском сборище даже родных отца с матерью не сразу увидел. Когда же они все бросились ко мне, я от неожиданности чуть не выронил дорожную сумку и попятился.
Пожимая десятки рук, обнимаясь, целуясь и отвечая на бессчетные вопросы, я с ужасом ловил себя на мысли, что не узнавал и половины этих людей. Впрочем, чему удивляться, ведь я их не видел много лет. С родителями мы общались регулярно, иногда болтал по видеосвязи с сестрой и ее озорными близнецами, редко созванивался с бабушкой и дедом, а вот всех этих дядьев и теток, кузенов, внучатых племянников и прочих зятьев я последний раз воочию видел разве что в студенчестве. Не до того было. После лицея пронеслись годы напряженной учебы в Московском университете с парой коротких каникул, потом двухлетний отсев аспирантуры с надеждой попасть в группу Филиппа Игоревича, а затем я сразу отправился на Луну с направлением в Институт. И вот вдруг оказалось, что за эти годы родственники меня не забыли. А я о них даже не вспоминал.
Из аэропорта в город ехали длинным медленным кортежем, внося неразбериху в скоростное движение города. Нам возмущенно сигналили, что-то кричали вслед. Возглавлявший процессию отец, высовываясь из окна своего нового внедорожника на электрической тяге, яростно жестикулировал и кричал в ответ, что он везет сына, вернувшегося с Луны, будто это был все перевешивающий аргумент. Когда нас в конце концов за слишком специфическое вождение остановила дорожная инспекция, родители в один голос именно это и заявили. Я от неловкости готов был сквозь землю провалиться, но к моему удивлению вместо штрафа и назидательной лекции стражи порядка лишь попросили разрешения сфотографироваться со мной, после чего с включенными проблесковыми маяками сопровождали нас до самого дома, привлекая еще большее внимание. Так мы и катили по улице с мигалками, радостным ревом клаксонов, вызывая всеобщее восторженное недоумение, словно свадьба какая-то.
Возле нашего двора стояла группка людей, тоже почему-то желавших со мной поздороваться, похлопать по плечу, дать подержать младенца, рассказать скомканную историю о том, каким я был когда-то сорванцом и как уже тогда было понятно, что из меня выйдет толк. Оказалось, что все эти люди были нашими соседями. Но я при всем желании не мог узнать никого. Все изменились, взрослые неузнаваемо состарились, дети выросли. Да что там люди. Я не узнавал родной улицы, этих высоких лип и кленов, этих аккуратных газонов вдоль неестественно ровного цветного тротуара, этих технологично-вычурных и до рези в глазах ярких домов. Даже родительский дом выглядел чужим, из маленького и уютного одноэтажного превратившись в современного угловатого монстра кричащих расцветок. Все вокруг было новое, другое, чужое. Память пыталась зацепиться хоть за что-то, но тщетно. Будто я уехал отсюда не десять, а сто лет назад.
***
В родительском доме весь первый этаж был одной гигантской гостиной. Отец с гордостью показывал мне, как одним нажатием кнопки на пульте управления пол превращался в огромный прямоугольный стол, способный разместить хоть сотню людей. Затем была экскурсия в подвал с мастерской отца и гаражом на несколько машин, среди которых я с легким уколом ностальгии увидел тот самый «москвич». Правда, судя по девственному виду верстака, монтажного стола и сияющих хромом инструментов, по прямому назначению этими вещами ни разу не пользовались. Во время сеансов связи с родителями мне говорили, что дом уже третий раз перестраивали, но в реальности все выглядело действительно потрясающе.