Любить и убивать

Он лежал, прижавшись щекою к жесткому ворсу, от которого еле ощутимо веяло летней сухой пылью. Давно не пылесосил он ковер. Надо бы этим заняться. Есть еще возможность этим заняться. А если бы не упал, не было бы такой возможности.

Он лежал и просчитывал ситуацию: пугаться не было времени. Скорее всего — снайпер, больше некому. Он, Сырцов, сейчас за тахтой — вне поля его зрения через оптический прицел. Он упал почти одновременно с выстрелом. Вопрос: определил ли стрелок малый несинхрон в падении и выстреле? Если не определил, то мгновенно собрал удочки и смотался. А если определил, то затаился и проверочно ожидает: не оживет ли кто в столь удобно освещенной однокомнатной квартире.

Что ж, пришлось ждать и Сырцову. Ждал не без пользы: теперь он прикидывал траекторию полета пули. Откуда? Скорее всего из здания бывшего СЭВа, ныне мэрии. Ничего себе местечко выбрал стрелок. Сидел, значит, где-нибудь в тихом закутке и через оптический прицел наблюдал, как Сырцов и Светлана предавались любви. Занятие для онаниста. Поонанировал, дождался, когда уйдет Светлана, и спокойненько выстрелил. Вот тебе и онанист.

Сырцов определил для себя возможность скрытого маршрута и осторожно пополз в коридор. На ящике для обуви лежал конверт с многострадальными баксами. Сырцов взъярился неизвестно почему, выматерился вслух, почувствовал облегчение и пополз дальше, на кухню.

На кухне свет включен не был, и он встал на ноги, освобождаясь от унижения и глубоко спрятанного ужаса.

Через кухонное окно внимательно рассмотрел здание мэрии. Там кое-где горел свет, но стекла верхних этажей были черны.Сырцов принялся было отыскивать раскрытое окно, но тотчас понял бессмысленность своей затеи: окна в мэрии, как обычно, были закрыты наглухо, да и что мешало стрелку пальнуть через стекло?

Еще ждать. Не менее получаса. Ни с того ни с сего мелко задрожал желудок. Ишь какой нервный. Сырцов открыл холодильник, вытащил непочатую бутылку «Смирновской», отвинтил ей голову и, взяв из сушилки чайную чашку, наполнил ее до краев. Влил в себя всю, не закусывая. Желудок утихомирил, но кожа пошла мелкими мурашками. И тут только Сырцов осознал, что он голый, абсолютно голый, как Адам в раю. И не оденешься: шкаф в освещенной комнате. Стал было мерзнуть, но принял еще чашку и согрелся. С теплом пришла и хмельная беззаботность. Ухмыляясь, пополз в комнату. Лежа на полу, открыл шкаф. Под прикрытием дверцы поднялся и придирчиво выбрал себе подходящий наряд. Уже хихикая, пополз обратно на кухню, положив вешалку с пиджаком и брюками себе на спину. Бельевой комод находился в коридоре. Он выбрал рубашку, вынул исподнее и носки. В кухне не торопясь оделся и сел за стол — ждал контрольного срока. Хотелось выпить самую малость, но сдержался, знал: где одна самая малость, там и вторая и третья... А ему, нетрезвому, придется сесть за руль. Хотя разницы — много ты выпил или мало, — если остановят гаишники, нет никакой: все равно за рулем водитель в состоянии алкогольного опьянения, но для дела лучше, когда ты выпил мало, — меньше шансов разбиться.

Глава 22

 Душная ночь — противоестественна, она вне законов среднерусского природного бытия. Казалось, некий зловредно руководимый недобрыми силами механизм накачивал плотный жаркий воздух в огражденное забором пространство смирновской дачи. Накачивал непонятным образом, ибо движения воздуха не было. Была неподвижная раскаленность всего вокруг, как на чердаке в солнечный полдень. Чувствуя эту противоестественность, взбесилась насекомая живность, беспорядочно мечась по саду. Обнаруживала она свою видимость только тогда, когда сталкивалась с бледными лицами двух человеческих существ, сидевших на садовой скамейке. Поймав за ухом очередного мотылька, Смирнов спросил:

— Все? Ничего не упустил?

— Вроде все, — подумав, решил Сырцов. Хотел было дать кое-какие пояснения, но спохватился вовремя: не имело смысла отвлекать Деда от размышлений, которым он предался, тупо глядя выпученными глазами прямо перед собой.

Но Лидия Сергеевна отвлекла и Деда и его, полушепотом крикнув с террасы:

— Посовещались?

— Эге, — не изменяя выражения на лице и мало чего соображая в данной реальной жизни, бессознательно откликнулся Дед и повторил: — Эге.

Лидия Сергеевна спустилась по ступенькам и осторожно, как слепая (и была сейчас слепая, войдя во тьму со света), пошла к ним по тропинке, неся перед собой нечто на тарелке. Подошла, села между ними и сказала:

— Я Жоре выпить принесла.

— Все-то ты понимаешь, Лидка! — отвлекшись от дум, иронически восхитился Смирнов. — И сколько, ты полагаешь, ему необходимо для успокоения?

— Сколько же, сколько обычно и тебе, — почти полный стакан.

— Я тоже очень взволнован, — быстро сообщил Смирнов.

— Но не так, как Жора, — возразила Лидия Сергеевна. — Ему — стакан, тебе — рюмку.

— Дискуссия, — сообразил Сырцов. — А может, я и не хочу?

— Тогда я пойду! — радостно воскликнула Лидия Сергеевна и встала.

Смирнов ухватил ее за талию, насильно усаживая и одновременно объясняя:

— Шуток не понимаешь или придуриваешься? Жора пошутил. Ты пошутил, Жора?