— Что ты от меня хочешь, Жора? — подумав, задал главный вопрос Паша. Не было в нем ни алкоголической расслабленности, ни ленивой беспечности после принятой полторашки.
— Продолжения рассказа, которое ты обещал Маше за двести долларов.
— У тебя двести долларов есть?
— Двести долларов — плата за мое молчание.
— Значит, хочешь, чтобы я и тебе лапшу на уши повесил.
— Лапши не хочу.
— А кроме лапши у меня ничего нет.
— Ты подумай, подумай хорошенько, Паша!
Паша скорчил личико, изображая думающего человека, энергично почесал затылок и в заключение развел руками. Издевался, сволочь.
— Подумал, Жора. Нетути, ничего нетути!
Очень хотелось сделать ему больно, очень. Чтобы истинно исказился личиком, чтобы охнул жалобно, чтобы заскулил. Но Сырцов на первый раз сдержался. Вздохнул, поднялся с балки и дружелюбно посоветовал на будущее:
— Ты еще подумай, Паша. Может, надумаешь. А я днями забегу.
— Забегай, — ответил Паша непонятно. — Такому гостю всегда рад. Только в следующий раз поллитра захвати.
— А который из этих, — ни с того ни с сего спросил Сырцов, кивнув на картонные домики, — твои апартаменты?
— Крайний справа, — охотно ответил Паша. — Весь из коробок «Филипп Моррис». Когда-то мои любимые. Помнишь, они еще в пластмассовых пачках были?
— Не помню, — признался Сырцов.
— Молодой, — сообразил Паша и весело попрощался: — До скорого, мент!
— Бывай, бомж, — соответственно откликнулся Сырцов и направился к дыре. Просунув в нее правую ногу, обернулся. Паша Рузанов смотрел на него и скалился. Издали вовсе не бомж — так, жизнерадостный и неозабоченный праздный гражданин. Поймав сырцовский взгляд, он поднял руки и скрестил их в рукопожатии. По-начальнически приветствовал.
Зачастили к нему визитеры, ох, зачастили. Не успел за собой дверь закрыть как следует, как пришлось опять открывать: наглый незамолкающий звонок требовал. Коляша ворвался и без приветствий приступил к делу:
— Жора, каждая минута дорога! Ты про магнитофонную запись что знаешь?
— Запись звука, которая на магнитной ленте делается через микрофон, — серьезно ответил Сырцов. Коляша поморгал, понял, что сам дурак, приостыл, отбрехнулся:
— Да ну тебя!
Сырцов с готовностью открыл уже захлопнувшуюся дверь и ожидающе посмотрел на Коляшу. Тот не понял:
— Ты чего?
— Быстренько сделаем «Да ну тебя!». Ты за дверь, и меня для тебя нет. А я спокойно чайку попью.
— Да пошел ты! — разозлился Коляша. Сырцов сразу же пошел. В комнату. Вне себя Коляша заорал: — Кончай выпендриваться!
— А ты по-русски говори, — уже из комнаты посоветовал Сырцов. Усмирял.
— Тоже мне, Корней Чуковский! — обнаружил кое-какую эрудицию Коляша, войдя в комнату вслед за Сырцовым. — Все в смирновские игры играешь. Не надоело?
— Пока нет, — с трудом сдержался Сырцов. Он, сидя на тахте согнувшись, расшнуровывал дорогие, с цветовыми переливами итальянские башмаки. Коляша без охоты плюхнулся в кресло и стал наблюдать за этой операцией. Дождался, когда Сырцов освобожденно пошевелил пальцами в носках, вздохнул и потребовал ответа:
— Ты серьезно говорить будешь?
Сырцов отнес башмаки в прихожую, вернулся, гулко топая пятками, опять уселся напротив Коляши и напомнил:
— Я вчера пытался поговорить с тобой серьезно. Ты не захотел.
— А сегодня ты не хочешь, — мрачно подытожил Коляша.
— Пока размышляю по этому поводу, — признался Сырцов. — Хотя что тут размышлять: твой первый вопрос в дверях все объяснил. Насколько я понимаю, ты всерьез потряс Мишаню и он поведал тебе, что я силой отобрал у него кассету с важнейшей информацией, которая была известна тебе только в устном изложении покойной Марии Елагиной. Сделав так, ушлый Мишаня убил двух зайцев: прекратил нравственное — или физическое, Коляша? — насилие над собой с твоей стороны, умело перенеся твой артиллерийский обстрел на меня, и не позволил тебе раскручивать его дальше, потому что понимал: ты, как всякая недостаточно квалифицированная ищейка, сей же момент переключишься на меня. Переключайся, Англичанин. Я тебя слушаю.
— Кассета у тебя?
— У меня.
— Продай. Хорошо заплачу. Очень хорошо заплачу.
— Насчет купли и продажи у нас уже был разговор.
— Саша пытался купить тебя. А я хочу купить кассету.
— Не вижу разницы. В любом случае вы покупаете меня.
— Тогда просто скажи, что в ней.
— Неужто Мишаня тебе не рассказал, что в ней?
— Рассказал. Вообще. А мне нужна профессиональная оценка этих сведений. Твоя.
— Значит, рассказал, — страшно обрадовался Сырцов. — Ишь какой молодец, рассказал! Взял и рассказал!
— Ты чего веселишься? — подозрительно спросил Коляша.
— Радуешь ты меня, Англичанин, наивностью своей радуешь. Ты — как дитя, — рассмеялся Сырцов и вдруг стихи задекламировал: — «Простим угрюмство — разве это сокрытый двигатель его? Он весь — дитя добра и света, он весь — свободы торжество!»
— Ты чего? — испугался Англичанин.
— Спиридонов эти стишки Блока всегда Деду читает. А я тебе.
— Зачем? — ни хрена не понимая, на всякий случай спросил Коляша.