— Вы нарочно хотите меня сбить, — уличила Ксения Деда, — а я не собьюсь! Я попала в этот дом от безысходности, оттого, что мне некуда было деться. Я вошла сюда, растопырив все колючки, как сжавшийся в комок от страха еж. Но вы их и не заметили, и их не стало. Они исчезли куда-то. Что вы со мной сделали, Лидия Сергеевна и Александр Иванович? Почему получилось так, что я не ощущаю себя чьим-то бременем, чьей-то непосильной ношей, которой я всю жизнь была для родителей, для учителей, для друзей даже? Как вам удалось сделать гак, что я никому не в тягость, а даже приношу вам некоторую радость своим существованием рядом с вами? У вас я впервые в жизни свободна и поняла счастье свободы. Вы этого добились, мои родные! Как — я не знаю, может, вы волшебники? А может, просто очень хорошие люди, с которыми я встретилась в первый раз на своем уже немаленьком веку?-Все пройдет, пройдут и эти дни с вами, но они останутся со мной навсегда. Самыми счастливыми днями. Я хочу выпить за вас, Александр Иванович, за вас, Лидия Сергеевна, за то, чтобы ваше совместное счастье на этой земле было бесконечно. Я пью за вас, Георгий, за то, что вы для меня сделали, приведя в этот дом.
Ксения быстро, как жаждущая в пустыне, опорожнила свой стакан, бросила его на траву и смотрела, как спокойно выпивали остальные. Приняв микроскопическую для себя дозу из рюмки, Смирнов, нарочито крякнув, деловито осведомился:
— Целоваться будем, Ксюшка?
Ксения бросилась к нему, обняла за шею, трижды поцеловала и огорчилась:
— Уже небритый.
— Еще небритый, — поправил Смирнов и внес уточнения в дальнейший репертуар: — Жена моя перед Богом и людьми! Я ответный тост желаю произнести. Наполним бокалы, а? Содвинем их разом, а?
Ксения взъерошила редкие волосы на его голове и вернулась к Лидии Сергеевне, на траву. А Лидия Сергеевна, обняв ее, сказала мужу:
— Тебе Георгий отольет. Он только пригубил свой стакан.
Сырцов действительно только пригубил. Щедрой рукой наливая молодому и здоровому, Лидия Сергеевна не могла знать, что молодой и здоровый крепко заправился еще в своем доме. Со страха. И с первого стакана здесь явственно поплыл. Неверной рукой Сырцов с готовностью плеснул в рюмку Смирнова.
— Не обольщайся на наш счет, девица Ксения, — негромко заговорил Смирнов. — Мы — как все старики на белом свете. Вздорные, раздражительные, вечно недовольные всем в нынешней жизни только потому, что она пришлась на наш закат. Появилась ты, и мы, чтобы тебе понравиться, прикинулись умными, веселыми, добрыми и разыгрались так, что перестали понимать, где собственно мы, а где персонажи, которых мы изображаем. И знаешь, оказалось, что быть умным, веселым и добрым не только для окружающих, но и для себя — весьма приятное занятие. Так что твое появление здесь — благодарное для нас. За тебя, дочка.
Выпили. Ксения вдруг хлюпнула носом и мелко-мелко заикала: рыдала умилительно и благодарно. Лидия Сергеевна решительно повалила ее на траву и принялась щекотать. Ксения всхлипывала, взрывами смеялась, утирала слезы и отбивалась. Отбилась, села в траве. Уже не рыдала, не смеялась, а только отбивалась. Отбилась, села в траве. Уже не рыдала, не смеялась, а только икала. Смирнов плеснул вина в стакан, протянул ей и посоветовал:
— Выпей и замри. Пройдет.
Она выпила, замерла и — со сжатым ртом — выпученными глазами стала поочередно всех рассматривать. Не дыша. Наконец терпеть стало невмочь, и она, шумно втянув воздух, прислушалась к себе.
— Не икаю! — обрадовалась она. — Господи, какое счастье!
— А теперь — всем спать, — строго приказала Лидия Сергеевна и объяснила, почему всем сейчас же следовало ложиться спать: — Все равно лучше не будет.
Сырцову поставили раскладушку в комнате Смирнова. Сидя на своих лежаках, они лениво раздевались.
— Бессмыслица, — ни с того ни с сего брякнул Смирнов, по-армейски тщательно складывая портки.
— Вы о чем, Александр Иванович? — спросил Сырцов.
— Выстрел. Выстрел в тебя на данном этапе — полная бессмыслица.
Не в лад, не в склад, размышляя о своем, Сырцов произнес:
— Если началась снайперская охота за мной, они рано или поздно прикончат меня. Такие вот пироги.
Рассуждалось об этом свободно, потому что он был сильно выпивши.
— Не нужно им сейчас на тебя охотиться, не нужно!
— Но ведь охотятся!
— Дурацкий, нервный выстрел. Но отчего? — Смирнова всегда раздражали непонятные ему действия и поступки.
— Не отчего, а для чего. Чтобы меня порешить, — продолжал жалеть себя Сырцов. Он тоже снял штаны и любовно разглядывал свои белые колени.
— Ну какой же ты зануда! — изумился Смирнов.
— Зануда не зануда, а помирать все равно не хочу, — нетрезво пробурчал Сырцов. — Жить, вы даже представить себе не можете, как хочется!
— Почему не могу? Очень даже могу. Самому хочется. А ты вроде сильно закосел, Жора?
— Поплыл слегка, — признался Сырцов.
— Тогда давай спать.
— Что делать будем, Александр Иванович?
— Я же сказал: спать.
— А вообще?
— С утра все по полочкам разложим. Спи давай.
— Уже утро.
И впрямь утро. Окно безудержно и заметно на глаз светлело. Наваливался всепоглощающий летний рассвет.