— Я с твоей Машей говорил в первый и последний раз на вашем вечере.
— Боже, как я устал от вашего вранья! — капризно признался Сырцов. — В записной книжке покойной находилась твоя визитная карточка.
— Это тебе Махов сказал? — попытался угадать Коляша.
— Я сам видел эту визитку. Еще до убийства.
— Значит, пока мы у столов причащались, ты ее машину обшмонал, — вторая попытка угадать оказалась успешной.
— Именно, мой догадливый дружок.
— Значит, и ты был с ней знаком раньше! — осенило Коляшу.
— А я был уверен, что твои топтуны тебе сообщили. Ведь видели меня и ее вместе твои дурачки.
— На то они и дурачки. Видели и не сопоставили.
— Так как насчет первого вопроса, Коляша? — напомнил Сырцов.
— Не могу я тебе этого сказать, Жора, — с внезапным удовольствием произнес Коляша. — Не уполномочен.
Машина уже стоила у сырцовского подъезда. Быстро доехали. Шофер за стеклом сидел неподвижно и прямо.
— А если тебя официальное лицо спросит? Следователь, к примеру?
— И ему ни черта не скажу.
— Потому что эти сведения могут заинтересовать следствие: по делу об убийстве Марии Елагиной?
— Не путай меня, Жора, — слезно взмолился Коляша.— Все равно не скажу.
— Что ж, крутитесь сами, — решил Сырцов и открыл дверцу. — Да, одна и последняя просьба к тебе. Не цепляй ко мне хвоста, очень тебя прошу. Я ведь от твоих соколиков все равно в любой момент уйду, а просекаю я их на первой же минуте. Только зря время и бензин тратим.
— Ладно, — важно согласился Коляша и сделал Сырцову подарок:- Откровенность за откровенность: учти, за Светланой был еще один хвост, не наш. Богатый, с тремя сменными машинами.
— Спасибо и будь здоров, — сказал Сырцов и вылез из «паккарда». Было за что благодарить Коляшу. Он и поблагодарил.
Удивительная страна Подмосковье! Отьехал от столицы по Ярославскому шоссе километров на шестьдесят — и ты на севере России: темно-зеленые сосны до небес, глухие черные стены елей, раскольническая строгость и ощущение одинокости человека на огромной древней земле.
Покатил по Симферопольскому или Киевскому — через час в беззаботно легкомысленном мире весело шелестящей листвы, изумрудных полян, бойких, открытых речушек, неряшливо разбросанных в беспорядке пестрых, как лоскутное одеяло, поселков и деревушек. Не мир даже, а беззаботное, суетное и залихватское южнороссийское общежитие.
До начала основного пути Сырцов трижды самым тщательным образом проверился в Москве, потом, сойдя с Минского шоссе, долго и непредсказуемо мотался по местным дорогам, пока наконец не выбрался на свою основную магистраль. Дал скорость по приличному полотну и успокоился.
А до этой операции проверялся еще и утром, когда отправился в канцелярию Московской епархии. Чиновник — всегда бюрократ, будь он в мундире, пиджаке или рясе. Манежили его часа полтора, прежде чем он добился ответа на элементарнейший вопрос: где находится восстанавливаемый женский монастырь? Как всегда, Смирнов оказался прав: единственный такой монастырь находился в Калужской области и относился к Московской епархии.
С утра день был хорош, но к полудню, когда Сырцов выбрался из Москвы, пал легкий, как приятное воспоминание, дождь, осадил пыль и затемнил асфальт, который сейчас журчал под колесами «девятки». Вдали — рай: свежие перелески, олеографические луга с хрестоматийными коровами, поля с волнующимися под ветром желто-бежевыми хлебами. Вблизи — срань: испоганенная ядовитыми автомобильными выбросами обочина, заваленная бумагами, пакетами, жестяными банками и битыми бутылками, сопровождающая шоссе канава, больные, пораненные зверской человеческой рукой придорожные кусты. Вдали — Россия, вблизи — россияне.
Подъезжал к монастырю в два часа. Плохо асфальтированная дорога, повиляв среди холмов, в последний раз приподнялась, и Сырцов с водораздела увидел лежащий чуть внизу монастырь из сказки: высокие стены, башенки по углам, мощный собор, казарменные здания для обитателей и посетителей. Монастырь-замок, монастырь-крепость, построенный на вечную православную жизнь.
Но пробиты, будто взрывами, стены, но осыпались, как от землетрясения, башенки, но разрушен, словно попавший под бомбежку, собор, но покинули свои жилища обитатели и посетители, оставив миру скелеты безглазых зданий. Крепость взята, замок разрушен. Кем?
Оставив «девятку» у монастырских ворог, Сырцов через пролом в стене пробрался на монастырский двор. И сразу же перед глазами возникла картинка из темпераментного кинофильма «Время, вперед!»: по мелким мусорным горкам носились десятка два-три женщин с носилками. Закутанные по глаза белыми платками, не по-церковному веселые женщины и девицы, открячив зады, вытаскивали из собора мусорные тяжести. Отловив одну из них, возвращавшуюся с пустыми носилками, Сырцов подхалимски сладко спросил:
— Не подскажете, милая девушка, где я могу повидать ваше начальство?
— Здесь, слава Богу, начальства нет, — ответила из-под платка неизвестных лет девушка. Хотя по гибкой талии, сильным молодым ногам, вольному, без лифчика бюсту под тонкой майкой — действительно, девушка. Молодая.
— Но кто-то главный есть?