Любимец зрителей

Тетя! Дальше ехать некуда! Будто бы Ирен — одна из тех маленьких седеньких тетушек, которых можно встретить в клубах для пожилых! Совершенно очевидно, Амалия толком не знает, что значит это слово. Что ей вовсе не мешает произносить его, да еще говорить с ней на равных, как Перейра с Перейрой. «Честное слово, она воображает, что мы с ней — родственницы, под тем предлогом, что она одалживает мне Жулиу. Тетя! Нечего с ней миндальничать».

Ирен закрылась в своей спальне, и всю ночь гроза так и не дала ей уснуть. О! Она теперь поняла, каковы намерения Амалии: принимать все ее любезности, делать вид, что они ее трогают, но не допускать никаких посягательств на Жулиу, будто его кто-нибудь собирается разлучать с матерью. «Уж во всяком случае, не я, — думала Ирен. — У меня отняли сына. Так что я знаю, что это такое. Ну и что же? Ребенок этот живет у меня, возле меня, так что, я не имею права быть с ним нежной? И вовсе не как пожилая родственница, балующая дитя, которую называют „тетя“, чтобы было ясно, что она не совсем член семьи и ей лишнего ничего не позволят, ну просто как… как…»

Она попыталась найти более точное слово, потом раскаялась и плакала в подушку. Когда гром перестал греметь и первые птички возвестили рассвет, она успокоилась и вдруг сделала резкий поворот, начав упрекать себя. Если бы она была на месте Амалии, разве не вела бы она себя точно так же? Разве не ревновала бы к каждой улыбке, которую сын дарил кому-нибудь другому? Но ревновала ли Амалия? В своей простоте и бесхитростности разве не гордилась она тем, что хозяйка полюбила ее дитя? И чтобы выразить свою признательность и расположение, она и сказала: «Скажи тете до свидания». Если подумать об этом хладнокровно, это было вполне естественно и даже довольно трогательно. Откуда же в ней такой гнев, такая злоба? Терзаясь этими вопросами, Ирен и заснула.

Проснулась она усталой, с отвращением к жизни, но с твердым решением начать борьбу с Амалией, потому что, несмотря на свои добрые намерения, служанку она ненавидела. Это чувство поселилось в ней незаметно, но разрослось в эту грозовую ночь так бурно, как дикая крапива, и побеждать его теперь было уже поздно.

Ирен, впервые за очень долгое время, размассировала себе лицо и тщательно навела макияж. «Я пока еще тетушка вполне презентабельная», — сказала она своему отражению в зеркале. Слегка надушилась за ушами, как на вечерний бал. Птенчику должны нравиться духи. Она улыбнулась и поднялась на третий этаж. Амалия была в своей комнате. Она что-то шила. Жулиу, лежа на кровати, изо всех сил старался стянуть с ноги вязаную туфельку.

— Простите меня, Амалия, но я тут вот о чем подумала. Вы совсем одна на этом этаже, а я совсем одна на своем. Вам ночью не бывает немного страшно?

— Ой, еще бы, — призналась тут же Амалия. — Особенно с тех пор, как… Мне все еще снится это в кошмарах.

— Так почему бы вам не переехать обратно в вашу комнату на втором этаже? Жулиу мы поместим в детской и будем чувствовать друг друга совсем рядом. Мне кажется, так будет лучше.

— Если мадам не против.

— Но ведь я же вам это и предлагаю. Я предупрежу Леона. Он поможет вам переехать.

— Спасибо, мадам.

В тот же вечер Жулиу спал в детской. Амалия оставила дверь приоткрытой. Ирен тоже. Каждая могла слышать, как ребенок, будто маленькая зверушка, шебуршился в своей колыбельке. И вот дыхание Амалии стало тяжелее. Ирен ждала этой минуты. Она знала, что Амалия, побежденная сном, откажется от своих привилегий, забудет о них, устранится и, отдавшись снам, будет где-то далеко от Жулиу. И теперь победа за той, которая не спала и могла встать, склониться над кроваткой и смотреть на ребенка с закрытыми глазками, время от времени жадно шевелящего губами. Очень бережно она прикрыла немного кривоватые ножки простыней. Вернулась в свою постель, устроилась на боку, повернув голову в сторону колыбельки. Она успокоилась и была довольна, что никому ничего плохого не сделала. А закрыв глаза, дала себе слово подарить завтра Амалии туфельки и вязаный чепчик. Теперь ей это было безразлично. Детство какое-то. Теперь у нее есть кое-что получше. Рядом — малыш.