Чтобы не оплошать совсем, она попыталась вполголоса заговорить с ребенком, слушавшим ее как-то беспощадно внимательно. «Тебе Амалия больше нравится, да? Я тебе чужая. Мне ты никогда не улыбаешься. Я себя доить не позволяю. У меня не та грудь и жесткие руки. Ты уже сейчас противный маленький мужичок. О! Нечего таращить так глаза. Ты точно такой, как твой отец».
Она стукнулась об угол кровати. Сил у нее больше не было. Двигалась она как сомнамбула. В голову ей лезла всякая чушь, которой она делилась с младенцем, даже не замечая, что он наконец закрыл глаза. «Это тебя должны были похитить… Мне бы это причинило боль… вероятно… но я бы могла спать. Надо хотя бы отдыхать, если приходится мучиться… В три часа утра уже никто никого не любит… Ну и пусть, хватит с меня… Если сейчас не лечь, я упаду».
Она села на кровать, среди разбросанных одеял нашла удобное местечко, оперлась плечом, и, забыв о ребенке, расслабилась.
Измотанные, оба они не заметили, как рассвело. Клери рано утром спустился в кухню. Он проглотил чашку обжигающего кофе, закурил свою первую, лучшую, сигарету, затем, застыв на пороге, жадно вдохнул рассветные ароматы. Изнуренный заботами, он втягивал в себя запахи травы и ветерка, как зверь втягивает запахи равнин, прежде чем вернуться в лес. Еще несколько часов — и конец игры. Кто будет победителем? В эту минуту он чувствовал, что он сильнее. Надо будет передать свою силу Патрису, научить его быть сильным. Его слишком балуют. Не Ирен. Ирен как раз недостаточно его балует. Но вот Амалия слишком щедра, слишком она мать. Как только без нее можно будет обойтись, лучше ее уволить. Впрочем, зная, как дорого ее сын стоил ее хозяевам, она, бесспорно, предпочтет сама уйти. Жаль, в каком-то смысле. Если бы она в своем вдовстве не была такой недотрогой, он бы охотно…
Ну ладно. Время сейчас для мечтаний неподходящее. Он пошел к себе в кабинет и занялся составлением длинной деловой записки для Жандро, потому что его самого, возможно, не будет весь день.
В половине девятого Леон принес ему почту. Один из конвертов сразу привлек его внимание, потому что адрес был написан крупными буквами. В письме был очень короткий текст и фотография. Ребенок лежал на подушке. И развернутая газета для наглядности была положена рядом. Вчерашняя «Западная Франция» — доказательство, что ребенок жив. Нормально. Бандиты не настолько глупы, чтобы плохо обращаться с ним. Посмотрим, что за письмо.
«Кафе Корнийо в Меле-дю-Мэн. Телефонный звонок между 12.05 и 12.10. Попросят мсье Мартена. Если вы выполните все, что вам скажут, ребенок будет завтра освобожден. Если появится полиция, тем хуже для него. Эту записку уничтожьте немедленно».
Клери посмотрел на открытый чемодан, стоявший между двумя креслами. В нем были пачки старых журналов, тщательно обернутые и перевязанные. Он уже ловчил. Играл в орлянку на жизнь Жулиу. Амалия положилась на него, а он положился на полицию. А на кого положилась полиция? На случай? Нет, все-таки не совсем. Он еще раз взвесил свои шансы, вспомнил все хорошо окончившиеся случаи киднеппинга.
«Довольно! Переключаюсь на другое, — решил он. — Меня просят сдаться. Что ж, это дело решенное. Я сдаюсь… Временно!» И он взялся за дела: разбирал счета, отвечал поставщикам, нервно куря одну сигарету за другой, несмотря на данное себе слово быть спокойным.
В десять он позвал Франсуазу.
— Мадам еще не вставала?
— Нет еще. И Амалия тоже.
— Приготовьте мне три-четыре сандвича. Я дома обедать не буду. Ветчина, цыпленок, все что угодно. И бутылку минеральной воды.
— Минеральной воды?
— Да. Один раз в счет не идет. Пакет положите в малолитражку.
В одиннадцать часов терпение у Клери иссякло. Накинув на руку плащ, он взял чемодан и бесшумно подошел к гаражу. Кроме Жюссома, который толкал перед собой по аллее тачку, Клери никого не встретил. Он помахал ему рукой в знак приветствия и выехал на малолитражке из гаража. Он решил не спешить и быть осторожным.
После Лаваля он свернул на 159-е шоссе и без пяти двенадцать остановился возле кафе Корнийо. В зеркальце он ни разу не увидел никакой подозрительной машины. В кафе, похоже, никаких таинственных лиц тоже не было: почтальон, несколько лавочников, явно здешних завсегдатаев, громко разговаривавших с хозяином, мгновенно оказавшимся за стойкой бара перед Клери.
— Что вам угодно?
— Стаканчик виски. Я жду телефонного звонка. Попросят мсье Мартена. Это я.
Телефон стоял в самом дальнем конце стойки. Клери терпеть не мог говорить в присутствии третьих лиц, но подумал, что ему ведь придется отвечать лишь: да… понял… хорошо… В общем, ничего особенно компрометирующего. Никто его и не вспомнит. Он не успел даже опорожнить стаканчик. Раздался звонок, и хозяин снял трубку.
— Да. Даю его вам.
Клери узнал этот голос, глухой, затуманенный, нарочито измененный до неузнаваемости.