Любимец зрителей

Я подошел к ее дому. Светилось окно гостиной. Наверное, Ингрид смотрела телевизор. Поднявшись на невысокое крыльцо, я постучал, как обычно. Ингрид сразу же открыла дверь. В тот вечер она сменила свой всегдашний наряд — джинсы и блузку — на домашний халат.

— Я тебя не ждала, — сказала она. — Ты не предупредил заранее. Что-нибудь стряслось?

Пройдя через комнату, я выключил телевизор и повернулся к Ингрид.

— Вот что я нашел.

Я протянул ей открытку.

— Что это такое?

Она узнала дельфинов издали и, взяв открытку медленным жестом, даже не удосужилась ее прочесть.

— Что я должна сказать? — устало произнесла Ингрид.

— Ты была его любовницей?

— Сам видишь.

— Когда?

Она опустилась в ближайшее кресло.

— Не помню. Я еще была медсестрой. Скажем, лет десять тому назад, по меньшей мере. Хочешь, чтобы мы поссорились, не так ли?

— Ты мне солгала.

— О! Только и всего! Ладно, я тебе солгала. В конце концов, я не должна была перед тобой отчитываться.

Я приготовился к возражениям, возможно, воплям и слезам. До чего же я был наивен! Спокойная, грустная Ингрид смотрела на меня дружелюбно. Да, дружелюбно.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она.

Я не мог больше сдерживаться и завопил:

— Отец! Это ты его убила?

Мне никогда этого не забыть. Ингрид встала так резко, что кресло отлетело к стене, бросилась к двери, чтобы открыть ее.

— Вон! — сказала она хриплым голосом.

— Не горячись. Я задал тебе вопрос.

— Давай разойдемся. Так будет лучше.

— Поклянись мне, что ты здесь ни при чем.

— О! Клятва! — пробормотала она. — Неужели ты еще в них веришь?.. Ладно, клянусь.

Я поставил кресло обратно и пригласил ее жестом занять место.

— Стоит ли, — сказала Ингрид. — У меня нет желания оправдываться.

Однако она снова присела и, почувствовав, что гроза миновала, долго рассматривала открытку.

— В то время я была такой дурочкой!

Прочтя текст вполголоса, она покачала головой.

— Это правда: до него у меня никого не было. Если я тебе все расскажу, обещаешь не волноваться?

— Я слушаю.

— Нет, — возразила она. — Если будешь разговаривать тоном прокурора, давай на этом остановимся.

— В конце концов, Ингрид, поставь себя, хотя бы на миг, на мое место.

— А я? — спросила она. — Ты думаешь, я не переживаю?.. Короче говоря, вот как это случилось… У меня было две приятельницы: одна в штате профессора Дегийя, а другая… Впрочем, не важно, их звали Мод и Габи. Габи только что купила малолитражку, и нам хотелось взглянуть на море. Мы обосновались в Ла-Боле. В гостинице я случайно натыкаюсь на туристский журнал и читаю статью Раулья де Лепиньера. Там было несколько цветных репродукций его картин. Загоревшись желанием больше узнать о Бриере, я отправляюсь в галерею, где он выставлялся летом… Мы встречаемся… Вот и все. Я надеюсь, что ты — не сексуальный маньяк, и этого достаточно.

— Сколько времени это длилось?

— О! Совсем недолго. Когда мои подружки поняли, что я делаю глупость, они утащили меня на юг, но было уже поздно.

— Что я слышу! Неужели отец был настолько… обворожительным?

Ингрид снисходительно улыбнулась.

— Ты, часом, не ревнуешь? Да, он был обходительным. Он умел говорить.

Признаться, я потерял дар речи от изумления. Ведь дома отец мог за целый день не проронить ни слова.

— Как тебе объяснить, — продолжала Ингрид. — После больничной среды с шуточками студентов-медиков, грубыми окриками больных… ну, сам знаешь, — я мгновенно переносилась в необычайно странное место, где меня начинал обхаживать внимательный, тонкий, чувствительный человек, вдобавок художник… Тебе нечего мне возразить. Ему оставалось лишь подобрать меня.

— Не надо, — взмолился я. — Не надо. Прошу тебя.

— Прости меня, Дени. Я не собираюсь причинять тебе боль. Я лишь пытаюсь… Словом, мне хотелось бы, чтобы ты почувствовал…

— Не стоит говорить об этом!

— Легко сказать. Порой мне казалось, что он несчастлив, и это меня расстраивало. Кроме того, он мне кое-что обещал.

— Приехать к тебе в Париж? Да? И ты ему верила?

— Ты что, никогда не был влюблен? Разве сейчас ты не влюблен, разве ты не бредишь мной?

Ингрид по-дружески взяла меня за запястье.

— Ладно, тем лучше, раз ты не знаешь, что такое любовь.

— Прости, — возразил я, — просто можно любить и не быть при этом дураком.

Отпустив меня, она схватила пачку сигарет у себя за спиной.

— Это то же самое, что говорить о красках со слепым. Хорошо, я была дурой. Поэтому я ждала его в Париже, а он, естественно, так и не приехал.

Ингрид задумчиво закурила «Голуаз».

— Тогда, — закончила она, — я поняла, что вы, мужчины, наши исконные враги. О! Только не ты… Возможно, ты не такой, как все… Но, согласись, мы — ваши скрипки… Вы развлекаетесь, играя на нас свои куплеты, а затем выбрасываете инструмент на свалку.

— В таком случае зачем ты меня завлекла?

— Он еще спрашивает!.. Да потому, что ты похож на него. Представь себе, что в первый раз, когда я тебя увидела, у меня был шок. Ты так на него похож — тот же нос, те же глаза, вдобавок ты неуклюж, и это так мило.

— Прекрати, пожалуйста.